— В вас есть какая-то загадка, мадемуазель, — говорит мистер Эверетт. — Нечто ускользающее, стоит только напрячь глаза.
— И вам не терпится эту загадку разгадать? — настораживаюсь я.
— Нет, мадемуазель Фариваль. Я постараюсь держать при себе свою въедливость, присущую политикам и членам правительственных комиссий.
Зато я не могу удержаться:
— А у вас есть секреты?
— Что вы! — Он потешно закатывает глаза. — Какие секреты могут быть у члена парламента? Малейшее пятнышко на репутации — и карьера все равно что закончена. Стоит забрести не в ту спальню, совершая ночной променад по Виндзорскому замку, и эта оплошность может аукнуться через десяток лет, как в случае с лордом Пальмерстоном[14]. Так что мы себя блюдем.
Он улыбается довольно, как мальчишка, прочитавший стишок и ожидающий, что ему дадут за это пряник. Даже стыдно, что нечем его угостить. Улыбка у него славная. От нее преображается вытянутое веснушчатое лицо, теплеют бледно-голубые глаза. Правда, на щеках появляются морщинки, как круги на воде, — уж очень сухая кожа.
— Я вынужден откланяться, мадемуазель, — спохватывается мой новый знакомец. — Завтра рано поутру я еду с инспекцией в мой приют, посему я не могу засиживаться допоздна. Но надеюсь, мы с вами еще увидимся.
— До скорой встречи, мсье Эверетт, — любезно прощаюсь я.
Интересно, сколько ему лет? С лица он скорее моложав, чем молод. Тридцать пять, сорок? И католик ли он? «И много ли у него за душой», — напоминаю я себе, ведь денежный вопрос — самый главный.
Как выясняется чуть позже, тетушка полностью разделяет мои чувства. У дома она выгоняет из кареты дочерей и Дезире, которая все витает в облаках, а мне велит оставаться на месте. Заранее краснею. Достанется же мне сейчас и за немодное платье, и за то, что флиртую, как старая квакерша. Но вместо того чтобы распекать меня, тетушка спрашивает озабоченно:
— Что и сколько Нанетт дает за Дезире? Большое у нее приданое?
У меня комок подступает к горлу. Какое уж тут приданое!
— Сие мне неизвестно, тетенька. Бабушка не посвящала меня в свои планы.
— Но наследница все же ты? А то поглядеть на Дезире, так складывается впечатление, будто земли к рукам приберет она. Скрывать не стану — несколько весьма значительных лиц уже расспрашивали меня о твоей сестре. Брачное предложение она получит хоть завтра, если, конечно, Нанетт не поскупится.
— Бабушка, конечно, любит Дезире, но сейчас мы стеснены в средствах… — уклончиво начинаю я.
— Все ясно, — не дослушивает Иветт. — Значит, бесприданница. А раз она бесприданница, то передай ей, чтоб не тянула одеяло на себя.