Я роняю взгляд на бронзовую Дафну, и меня пробирает дрожь. Так вот в чем заключался эксперимент! Когда я представляю, что по волосам нимфы струилась горячая, свежая кровь, крик выскальзывает у меня из горла. Джулиан многозначительно поднимает палец.
— Что и требовалось доказать, мистер Локвуд. Ergo[33], к мисс Фариваль не может быть никаких претензий.
— Этот ваш эксперимент не снимает вопроса о сообщнике. Не сама убила, так подсобил дядя Том. Горничные утверждают, что поутру обе двери, парадная и черная, были заперты. Из этого следует, что ночью кто-то впустил убийцу, а по совершении злого дела выпустил его на улицу и запер за ним дверь.
— То, что вы говорите, сэр, напоминает анекдот, к кульминации которого всяк, кроме рассказчика, теряет нить повествования. Если мисс Фариваль присуще столь отъявленное коварство, почему же она вернулась на место преступления и упала там в обморок? Странноватое поведение для злодейки, вы не находите?
— Не такое уж странное, учитывая, откуда она родом.
— Даже так, сэр?
— Господи, Эверетт, довольно ходить вокруг да около! — взрывается инспектор, не выдерживая его спокойной, приправленной снисходительностью улыбки. — Вы же знаете, откуда дама родом. Луизиана лежит на той самой широте, что и Вест-Индия, а жаркий климат — рассадник идиотов и маньяков!
Крупные пальцы Джулиана легонько шевелятся, как будто он делает записи, видимо, профессиональная привычка.
— Вот уж не думал, что вы настолько любите беллетристику, чтобы походя цитировать Шарлотту Бронте. Вынужден вас огорчить: мисс Фариваль нимало не походит на обезумевшую креолку, супругу горемыки Рочестера. Поведение моей невесты, включая отказ разговаривать с незнакомцами, является образцом пристойности.
Крыть инспектору нечем, но он идет ва-банк:
— Как бы то ни было, на время расследования мы препроводим мисс Фариваль в комфортабельные нью-гейтские номера.
— Нет, мисс Фариваль останется здесь. И не покинет этот дом, пока с нее не снимут обвинения. Я сам прослежу за ней. Слово джентльмена.
— Как же я был наивен, ожидая благоразумия от ирландца! Счастья вам, мистер Эверетт, — позвав за собой констеблей, говорит Локвуд и прикладывает пальцы к полям воображаемой шляпы. — Вам и вашей чернокожей леди Макбет. И до встречи на коронерском суде.
— Увидимся, сэр, — любезно прощается с ним Джулиан.
Когда полицейские уходят, меня оставляют силы, и я как подкошенная падаю на кушетку в изножье тетиной кровати.
— Мистер Эверетт, я… я…
— Не оправдывайтесь, мисс Фариваль. Ваша суть — доброта. Вы не способны на убийство.