Пока он отдалялся от станции, на ней начали раздаваться крики пленных, которых вырывали из группы и убивали по одному выстрелом в затылок.
Крисмани услышал шаги за спиной. Слегка повернул голову.
За ним шел католический священник, Джон Дэниэлс.
Крисмани не обратил на него внимания, погруженный в бурю мыслей.
Он думал о том, удастся ли ему теперь когда-нибудь заснуть. Не из-за того, что он сделал с тем монстром, — он-то все это заслужил, а из-за того, что дал разрешение на казнь пленных. Сколько среди них действительно виновных? Дети ведь точно невинны.
Но он уже знал ответ на свои сомнения.
Бог, которому поклонялись сегодняшние победители, был Богом справедливости. Но в то же время он был Богом мести. Страшным Богом, не знавшим жалости. Для такого мира это был подходящий Бог.
― Нет, — произнес голос у него за спиной.
Серджио обернулся.
Если бы он не знал правду, то решил бы, что у него плохо со зрением. Потому что на тело отца Дэниэлса был как будто наложен образ красивой девушки.
Но это «нет» произнес сам священник.
― Это не Бог повелел устроить кровопролитие. Это сделали мы, люди. Бог есть прощение. Бог есть любовь.
― Бог и каннибалов любит? И убийц? А то, что наши ребята делают там прямо сейчас, он тоже любит?
― Бог есть любовь. Любовь вмещает все.
Крисмани отрицательно покачал головой и снова повернулся лицом к старой башне.
Огромная металлическая крыша над рельсами чудесным образом уцелела практически полностью. Над ней шел густой снег. Крисмани продолжил путь.
― Я пойду один. Я не хочу, чтобы меня сопровождали.
Священник остановился.
― Бог есть любовь, Серджио, — крикнул он еще раз отдалявшейся худой фигуре юноши, сгорбленной, словно под тяжелой ношей.
Серджио сплюнул на рельсы.
― Докажите это мне, — ответил он.
Потом устало поднял руку. Джон не понял, что он хотел сказать этим жестом: попрощаться или отрезать: «Хватит».
Глава 24
ИНТЕРЕСНО, СНЕГ КОГДА-НИБУДЬ ПРЕКРАТИТСЯ?
Серджио начал взбираться по ржавой лестнице. Ветер со снегом хлестал его с нескольких сторон. Он поднимался медленно, с головой, тяжелой от мыслей. За свои 23 года он никогда раньше не испытывал неуверенности, нерешительности. У него был долг, и этот долг был для него всем. Все должно было делаться правильно, и был только один правильный способ делать это.
Пока он шел к старой диспетчерской вышке, его душу переполняли эмоции. Шаги сопровождались звуками выстрелов, каждый раз заставлявших чуть вздрагивать на ходу. Каждый выстрел был концом чьей-то жизни. С какой целью? Какой смысл имело убивать в этом и без того умирающем мире? Нужно было спросить об этом раввина. Но в его глазах Самуэль уже стал другим после того, как хладнокровно приговорил к смерти столько невинных.