– Верно, – обрадовался Овесян. – Знак заряда не изменится. Получится позитрон, но…
– Он, конечно, тотчас аннигилирует с ближайшим электроном.
– Что нам тогда аннигиляция! – воскликнул Овесян и вскочил на ноги. Только теперь заметила Маша, как он похудел. – Что нам тогда будет «ядерная энергия»! – академик крупными шагами заходил по кабинету. Он напоминал сейчас Маше того молодого профессора, который когда-то читал лекцию перед зачарованной девочкой, хотя теперешний Овесян был худ и сед. – Если этот безумный Ильин прав, – продолжал Овесян, – то можно говорить о новом уровне энергии. В девятнадцатом веке энергетические реакции были известны только на молекулярном уровне, например, горение. В нашем, двадцатом веке реакции стали уже на новом, ядерном уровне, несравнимом по энергоемкости с химическими реакциями. Так не стоим ли мы сейчас перед новым уровнем энергетики, не сможем ли замахнуться на энергию, заключенную в самой микроструктуре, то есть, по существу говоря, в вакууме? Вот на потолке у меня висит люстра. Два обода, на каждом по нескольку лампочек. Вроде микрочастицы, не правда ли? Вот возьмем и разломаем эту люстру, микролюстру я имею в виду. Энергия связи, которая при этом выделится, я уже это подсчитал для протона, будет в 56 миллионов раз больше, чем энергия аннигиляции. Новый уровень! Вы понимаете? Если овладеть этой вакуумной энергией, то даже энергия аннигиляции покажется пустяком. Вот так. Каков безумец, а?! Говорят, что та теория верна, которая открывает большие перспективы, чем другие. Вот об этом я в свое время не подумал, когда отвергал первые варианты его теории. Теперь надо посмотреть на нее с другой стороны. Достаньте-ка мне все послевоенные публикации этого физика, если они есть, а еще лучше его самого, пусть у него будет уже хоть сотня внуков и правнуков. Каков бы он ни был, мысли его способны жить и даже выбить меня из седла. Какой толчок! А? Впрочем, в жизни нужны толчки. Как вы думаете?
– В науке нужны, – сказала Маша.
Глава седьмая. Штормовая качка
Поднялся штормовой ветер.
Алексею приятно было вдыхать рвущийся в легкие воздух, весело было ощущать его бьющие струи, бороться с ними. Приходилось упираться ногами в палубу, чтобы не побежать, когда ветер дул в спину, или наклоняться, словно переходя вброд бурный поток, когда ветер дул в лицо.
Этот встречный ветер представлялся Алексею той сопротивляющейся силой Арктики, которой он бросал вызов.
Начиналась буря. Алексей был рад ей. Он хотел борьбы, желал трудностей, которые надо было бы преодолевать.