Отец Алеши, Сергей Леонидович Карцев, виделся с сыном мало. Он работал в далеких пустынях над поворотом сибирских рек в Каспийское море. Самостоятельность и способности сына, с которым он встречался через большие промежутки времени, поражали и даже беспокоили его. Все свое влияние Сергей Леонидович употреблял на то, чтобы привить сыну трезвость мысли и критическое отношение к себе.
Мать Алеши, Серафима Ивановна, женщина деятельная и властная, всегда занятая – она была директором одного из московских вузов, – также не могла уделить воспитанию сына много времени. Он воспитывался школой, Домом пионеров, пионерскими лагерями, позже студенческой средой, наконец, атмосферой великих строек.
Мать гордилась им как способным мальчиком, обладавшим, правда, отчаянным упрямством, которое она стремилась превратить в упорство.
Мальчик нежно любил мать и, кстати, очень хотел на нее походить. Это желание еще больше развивало в Алексее упорство, каким его мать обладала и огромной мере.
Это упорство и проявилось сейчас в Алексее после разгрома, который устроил ему старый моряк.
Несмотря на то что его идея ледяного мола не выдержала первого испытания, Алексей упрямо конструировал гигантские ворота, раскрывающиеся для того, чтобы пропустить оторванные от берегов ледяные поля. Потом ему вдруг начинало казаться, что затея с воротами – техническая утопия. Алексей злился и ожесточенно рвал и снова рисовал эскизы ворот.
Нельзя сказать, чтобы это занятие вытеснило у Алексея все другие мысли. Напротив, он, нуждавшийся сейчас в дружеской поддержке, часто вспоминал о московских друзьях: о Денисе, о Викторе, даже об академике Омулеве, с которым можно было всегда посоветоваться. С Федором советоваться Алексей не решался, думая, что тот теперь окончательно махнул рукой на его проект. Особенно горькими были воспоминания о Жене. Стоило в сознании Алексея возникнуть образу девушки с высоко поднятой головой, как ему капалось, что она смотрит на него сверху вниз чуть прищуренными холодными глазами…
Все дни, пока корабль шел к острову Дикому, Алексей был мрачен, выходил из каюты редко, старался ни с кем не встречаться.
Все в том же состоянии – с тысячью вариантов выхода из положения, но без окончательного решения, углубленный в себя, Алексей сошел на берег.
Отойдя от двухэтажных домов радиоцентра, он отправился в глубь острова.
Пейзаж казался ему угрюмым: суровые базальтовые скалы, едва поднимающиеся над травянистым покровом, почва, засасывающая ноги. Нигде ни деревца, ни кустика. Ничто здесь, на краю света, не растет выше травы! Под ногами – ровные, поразительно прямые тропки, соединяющие собой порки. По ним проносились пестренькие зверьки, похожие на крыс, – лемминги.