Дурь они курят, вот што, говарю я.
Дурь? Харпо спрашивает, Это што еще за хреновина такая?
Штука такая для поднятия настроения, говорю я, Видения тоже от ее бывают. И полежать хочется. Только ежели много курить, спятить можно. Будто заблудившись ты и ухватиться тебе надо за ково ни на то. Грейди эту штуку на заднем дворе ростит.
В жизни ни о чем таком не слыхивала, София говорит, Оно как, в земле што ли растет?
Ну да, говорю, как сорняк. У Грейди пол-акра засажено.
И какое оно вырастает? Харпо спрашивает.
Выше меня, говарю, И пышное.
И какую же часть они курят?
Листья, говарю.
И што, они все пол-акра выкуривают? спрашивает.
Да не, смеюсь я, Грейди-то почитай почти все продает.
Ты-то сама пробовала? он спрашивает.
Ну да, говарю, Он скручивает цигарки и продает по десять центов за штуку. Только от них дух плохой во рту становится. Да вы никак попробовать хотите?
Коли потом не свихнемся, София говорит, тут и нормальному то жисть собачья.
Это как виски, говарю я им, Главное, не зевать и смотреть, штобы оно тебя не перегнало. Опрокинуть рюмку, другую, чево ж тут плохого, а вот если без ентово дела уже никак, тогда худо.
И много ты куришь? Харпо спрашивает.
Неушто я на полоумную похожая? спрашиваю я, Я курю, когда мне с Богом поговорить надобно. Или любовью позаниматься. Да последнее-то время мы с Богом и без дури хорошо с этим делом справляемся.
Мисс Сили! София говорит в конфузе.
Не бойся, дорогая, я в порядке. Бог-то меня поймет.
Глядишь, мы уже за кухонным столом сидим, цигарки запаливши, и я им показываю, как затягиваться надо. София задыхается, Харпо дымом давится.
Скоро София говорит, што за звук такой чудной? Раньше не было ево. Будто гудит чево.
Чево гудит? Харпо спрашивает ее.
Послушайте-ка, она говорит.
Мы замерли. И точно, слышим уууууууууууу.
Откуль оно? София спрашивает. Пошла на улицу выглянула. Ничево подозрительного. Гул громче стал. Уууууууууу.
Харпо из окна посмотрел. Обстановка нормальная, говорит. Все равно гудит ууууууууууу.
Кажись, я знаю чево это, говарю.
Чево? они спрашивают.
Все, говорю я.
Да, они отвечают, твоя правда.
О-хо-хо, говорит Харпо на похоронах, вот и амазонки.
С братьями со своими, я ему в ответ шепчу, Их как назовешь?
Не знаю, говорит, Они-то трое всегда за сестер горой стояли. Куда сестры, туда и они. Как ихние жены такое терпят?
Вышагивают они, вся церковь трясется. Прошли вдоль рядов и опустили свою мать перед кафедрой.
Народ кругом кто глаза вытирает, кто платочками обмахивается, кто на детей своих поглядывает, чтобы не бедокурили, и никто на Софию с сестрами внимания не обращает. Будто всю жизнь так и было. За што ентот народец я и люблю.