Когда его тащили вдоль главной магистрали — Фоден впереди, двигаясь спиной и направляя его голову, а Стаффорд подталкивал сзади, он подумал, что даже для специальной агентурной группы эта работа оказалась бы достаточно сложной. Ему просто очень повезло.
По мере продвижения росла уверенность в успешном завершении операции. Наконец, с забинтованной головой и прихрамывая, Вагенер пересек фойе и направился к ожидавшему их челноку. Когда он заговорил, в его голосе слышались прежние повелительные интонации.
— Прекрасно, Стаффорд. Внесите меня. Что нового в отделении?
В операторской Раквелл Канлайф сообщила:
— Я не смогла соединиться с Вагенером. Простите, Контролер, — с поддельным Вагенером. Я знаю, он у себя. Он ответил на телефонный звонок примерно две минуты назад, а теперь молчит.
Вагенер, все еще нетвердо держась на ногах, произнес:
— Я позаимствую у вас лазер, Стаффорд. Это я хочу сделать сам.
Он направился через приемную к своей собственной двери, заставляя себя идти прямо. Когда дверь откатилась в сторону, двойник был все еще на ногах, но видения гасиенды в окрестностях Сао-Симао быстро блекли.
— Слишком поздно, джентльмены, — проговорил он и упал плашмя на ковровую дорожку кабинета.
* * *
Гнев ударил в голову Марку Шеврону, кровавой пеленой затопив мысли и чувства. Это был последний и самый жестокий поворот в последовательности событий, которые начались для него, когда лазер Паулы вспорол его грудную клетку. Но теперь его ярость была направлена только на себя самого. Это повторилось снова, но на этот раз он сам был палачом.
Точеные, покрытые смертельной бледностью, словно алебастровые, плечи под его руками оказались теплыми. Анна не была мертва, вернее, еще не была мертва.
Шеврон перевернул ее. Ее лицо было маской страдания. Словно она беззвучно плакала, запертая в своем собственном мире, мире ужаса и боли: широко раскрытые, блуждающие глаза не видели его. Шеврон попытался пробиться к ней:
— Анна. Послушай меня. Приди в себя!
Он тряс ее, словно тряпичную куклу, потом приподнял ее голову и приблизил вплотную к своему лицу. Вкладывая в слова всю силу чувств и страстность, накопившиеся в нем, Шеврон заговорил:
— Послушай. Это не ты. С тобой ничего не должно случиться. Они добавили какой-то вирус в эту прививку. Ты неправильно оцениваешь ситуацию. Ты можешь справиться с этим. Невозможно, чтобы какой-то грамм химической ерунды справился с тобой. Ты должна знать какие-нибудь технические приемы, чтобы справиться с этим.
Казалось, она слушала, но Шеврон не был уверен, что до нее доходил смысл сказанного. Он уронил ее голову обратно на подушку и поднял руку, намереваясь дать ей пощечину, помня о шоковом лечении истерии.