Казалось, только Раквелл не поддалась всеобщему настроению. Она вдруг воспротивилась.
— Не надо. Я не могу думать, когда ты делаешь это.
— Что это тебе пришло в голову? Скажи на милость, зачем же тебе тогда такие превосходные ушки?
Он перенес сферу своей деятельности вдоль линии шеи и стал целеустремленно двигаться к тонкой цепочке из сплава золота с серебром, служащей единственной поддержкой ее длинного вязаного платья, когда она с сожалением, но твердо, повторила:
— Прекрати, Энди. Это очень важно.
— Но ты обычно говоришь, что это вызывает у тебя мурашки по всему телу, — озадаченно спросил он.
— Все именно так, но всему свое время.
— Какое может быть более подходящее время для легких мурашек по телу, чем твой день рождения? Просто дань оплодотворению твоей первобытной яйцеклетки. По закону вероятности, можно добиться наилучшего результата, который только возможен.
— Помолчи. Я должна подумать.
Чтобы успокоиться и сосредоточиться, она взяла новый бокал вина, мило поморщилась и сказала:
— Я не думаю, что мне это нравится, — и ловко выскользнула из его объятий.
И правда — у нее были какие-то проблемы. Стаффорд направился к деревянной скамье и слегка похлопал по ближайшему сиденью.
— Оʼкей. Садись и расскажи все. Если ты только сможешь сидеть на этом без того, чтобы не сделать небольшую аккуратную вмятинку в своем алебастровом заду.
— Будь, пожалуйста, серьезнее.
— Оʼкей. Я серьезен и буду держать свои руки на столе.
Он так и сделал, выразительно выставив большой палец правой руки и поворачивая его из стороны в сторону так, словно сканировал всю компанию.
— Опусти палец. Это меня отвлекает.
Стаффорд медленно опустил палец, словно он существовал независимо и подчинился с большой неохотой.
— Это насчет Вагенера.
— Что — насчет Вагенера? Я не встретил его здесь. Разве он не должен был прийти?
— Да. Но, мне кажется, он вообще забыл об этом.
— Ладно, ты не можешь быть путеводной звездой для каждого. Удовлетворись мной.
— Я не об этом. Я имею в виду только то, что обратила внимание на него совсем недавно. Я не могу объяснить это, но он изменился.
— Никто больше не заметил этого. Однако он все еще крепкий орешек. Замкнутый ублюдок, себе на уме. Ему выпал жребий играть обособленно в дальней части поля. Я признаю, что он работает слишком усердно, но ничего преступного в этом нет. Какие перемены ты имеешь в виду?
— Изменение характера. Для меня это словно совершенно другой человек.
— Если бы это было так, монитор бы сразу уловил. Ты знаешь, он проходит физиометрический контроль, как и любой из нас.