Она сама провела между Марком и Эмили красную черту, переступать которую было запрещено.
Она не истратит ни сантима из денег Карвилей на своего внука.
Вы полагаете, это выглядит довольно странно? Не спорю. Но попробуйте поставить себя на место Николь Витраль. Повторяю: в тот майский вечер 1981 года, явившись с отравленным даром к Николь Витраль, Матильда де Карвиль отлично понимала, что делает.
И залогом ей служило кольцо с сапфиром.
Но, вопреки ожиданиям, ее расчет не оправдался. «Змеиная» стратегия полностью провалилась. Марк не стал завидовать Эмили. И не потому, что бабушка запретила, вовсе нет. Он искренне радовался за Эмили, радовался от всей души. Впрочем, к этому я еще вернусь. В подробностях, обещаю.
Вторым чудом, возможно, еще более поразительным, стало то, что Эмили, несмотря на вновь открывшиеся возможности сладкой жизни, почему-то не превратилась в избалованную капризную пустышку — этакую Нелли Ольсон, высокомерно презирающую простоту жизни Ингаллсов.[10] Эмили осталась такой же, какой была всегда — милой и приветливой. Она по-прежнему любила скромную гостиную с обшарпанной мебелью в домике на улице Пошоль, любила свой тесный квартал, любила серого цвета море и твердую прибрежную гальку, по которой с удовольствием разгуливала босиком.
Эмили росла. Девочка с голубыми глазами Витралей и изысканными вкусами Карвилей. Добротой Витралей и… деньгами Карвилей.
Вот и попробуйте разобраться что к чему.
* * *
Марк оторвал взгляд от тетради. В глазах у него стояли слезы.
Поезд стремительно мчался через пруды коммуны Поз. По Сене ползли против течения баржи, груженные песком. Марк помнил тот день так живо, словно он был вчера. Флейту. Диван. Пианино. Он помнил, как потом Эмили сидела за инструментом и играла Шопена, Берлиоза, Дебюсси. Марк плохо разбирался в музыке, но игра Эмили никогда не оставляла его равнодушным. Он и сейчас, как наяву, видел Эмили за пианино: прямая спина, волосы завязаны в хвост, руки летают по клавиатуре… Теперь пианино онемело. Покрылось пылью. Так и стоит у них в гостиной в Дьеппе. Наряды Лили он тоже помнил. Разве он мог их забыть? Платья, юбки… С каждым годом все более красивые. Она носила их ради него. Только ради него.
Так чему же он мог завидовать?
Никто из них так ничего и не понял. Ни Гран-Дюк, ни Николь, ни другие взрослые. А меньше всех — Матильда де Карвиль.
Поезд остановился в Валь-де-Рей. Вокзал располагался прямо посреди полей, до которых вновь построенный город так и не добрался. Марк заколебался. До Руана оставалось еще минут пятнадцать. Он достал мобильник. Пожалуй, успеет сделать еще несколько звонков в больницы. Для очистки совести. Он набрал три номера. Безрезультатно. «Пациентка по имени Эмили Витраль к нам не поступала». «Ну что ж, так тому и быть». Марк не слишком верил в свою затею. И ему не терпелось дочитать записки Гран-Дюка.