Малышня из школы Поля Ланжевена придумала такую игру. Дети гонялись за Эмили, раскинув руки и наклонив голову, издавая звуки, напоминающие рокот самолета. Подбежав поближе, они принимались вертеться на месте и наконец падали на землю возле ее ног. Эта игра очень скоро стала в школе Поля Ланжевена любимым развлечением ребятни — рухнуть на гудрон и притвориться мертвым.
Марк, со своей стороны, неизменно брал на себя роль истребителя. Возвышаясь над младшеклассниками на несколько сантиметров, он Кинг-Конгом набрасывался на тех из них, до кого мог дотянуться, и сурово наказывал. Но он был один, а озорников — много.
Марк и Эмили никогда не чувствовали себя братом и сестрой. По мере того как они росли, росли и их сомнения.
Наименее жестокие из школьников довольствовались тем, что дразнили их «женихом» и «невестой».
Разумеется, они любили друг друга. Это просто бросалось в глаза. Но какой любовью?
Думаю, Марк начал задумываться над этим вопросом годам к десяти. С самого рождения, вернее, с момента катастрофы, они с Эмили спали в двухъярусной кровати. Он — внизу, Лили — наверху. Позже Николь внесла в этот порядок кое-какие изменения: за Марком осталась их прежде общая с сестрой маленькая спальня, а Эмили перебралась в спальню к бабушке.
Николь старалась делать все, что было в ее силах. Все, что позволяли ей скромные средства. И почти всегда находила решение очередной проблемы.
Выше я говорил, что давно задавался вопросом: что за любовь их объединяла?
Признаюсь, я на этом не остановился. Я за ними подглядывал. Шпионил, как презренный папарацци. Снабдил Назыма камерой с телеобъективом. На всякий случай.
Впустую. Чувство на пленку не заснимешь.
Что за любовь?
Ответ на этот вопрос знают только они двое. Если знают…
Я — нет.
Даже наука оказалась бессильна мне помочь.
Впрочем, об этом чуть ниже.
Лили исполнилось пятнадцать лет.
Тест ДНК… Этот проклятый тест ДНК.
Сам я с ним не торопился. Хотя подозревал, что в конце концов Матильда де Карвиль потребует, чтобы я его организовал. Засунет куда подальше свою религиозную этику и заставит говорить гены. А Бог и вера — побоку. Она жаждала узнать истину. Что ж, вполне человеческая реакция. Странно, что она так долго сопротивлялась.
Что касается меня, то я отнюдь не горел желанием проводить подобный анализ. Честно говоря, побаивался. Поставьте себя на мое место. Пятнадцать лет упорной работы против трех капель крови.
Вот ведь подлость. Чертова наука!
* * *
Строчки плясали у Марка перед глазами.
«Что за любовь?
Ответ на этот вопрос знают только они двое. Если знают…»