Путешествие души (Шереметева) - страница 19

Все это и создало мои физические проблемы в настоящем. Видимо, поэтому мое раннее детство протекало среди множества людей, от которых было невозможно уединиться.

Квартира, в которой я жила с родителями и бабушками, когда-то приютила большую семью моего прадеда. Прошли годы, теперь уже здесь живем мы, правнуки, со своими родителями и бабушками. С нами осталась старенькая няня. Она была приходящей монашкой в соборе, который находился недалеко от нашего дома. Ее комнатка, отделенная перегородкой от кухни, всегда была заполнена запахом церкви и звуками молитвы. Мне нравилось стоять у входа в нее и смотреть на полумрак, в котором горела лампадка, освещая иконы. Тихая маленькая бабушка, в ней было столько умиротворения и покорности.

В один из Великих постов она голодала во имя Бога. Ее организм ссохся и не пропускал даже глотка воды. Она умирала в молитвах. Потом пришли настоятель собора и еще кто-то. Они отпевали маленькое иссохшее тельце, над которым облачком парила няня с закрытыми глазами и руками – крест-накрест.

Перегородку разобрали, и от няни ничего не осталось. Ее иконы отдали в церковь, и больше никто ее при мне не вспоминал. Много позже, когда я сама смогла заходить в церковь, я часто искала глазами лица бабушек, чтобы увидеть то выражение, которое видела у няни. Я не раз спрашивала себя:

– Смогла бы я себя убить голодом во имя незнакомого Бога на иконах?

Я решила, что когда решу умереть, то могу перестать есть, но пока я хотела жить.

В двенадцать лет родители отправили меня в южный пионерский лагерь. Именно там, на одной из аллей, я встретилась с тем необычным растением, что так часто являлось ко мне в моих грезах. Это была агава. Толстые листья этого растения, унизанные острыми шипами, возвышались посередине клумбы с другими растениями. Оно смеялось надо мной и, казалось, приветствовало меня. Я услышала приглушенный шипящий голос, который говорил:

– Теперь иди дальше…

Шелест волн о прибрежный песок и ракушки, голоса птиц напомнили мне другие моменты. Это было похоже на остановившийся на многие годы кадр кинофильма. В этом кадре было растение и берег моря. Теперь этот кинофильм приобрел движение, звук и разворачивался во времени.

Я поднимаюсь по лестнице вверх. Передо мной бело-серые с голубым оттенком каменные колонны здания. Гортанный пронзительный крик птиц, более крупных, чем чайки. Я углубляюсь в прохладу здания, прихожу в комнату, в которой все устлано красноватыми коврами, сажусь у какого-то низкого ложа и бессильно опускаю голову на него. Где-то далеко есть люди, но они не смеют прийти сюда без моего вызова. Одиночество и тоска по чему-то незавершенному охватывают меня. Стены комнаты, закрытые полками со старинными книгами и манускриптами, какие-то фигурки и знаки – по всему этому скользил мой угасающий взгляд. Что-то не сделано, не понято, и для кого все это?