Стой! Фазан бьется блестящими перьями в чаще кустарника, серый заяц выскакивает из просеки. Я знаю норы кроликов и воздушные тропы белки. Однажды утром следы маленьких копыт выдали мне проходившую по тому месту косулю. В лес! Ева! В лес! Она сама теперь брала из моих рук ружье, а Голод шествовал впереди нас, нюхая землю и виляя хвостом. Мы еще не изведали чистой радости, вкушая испеченный благодатными руками хлеб.
Ведь, звери так мирно приходили к нам в пору нашей невинной любви. А ныне они убегали от нас. Их хитрость скрываться от нас равнялась нашей хитрости преследования.
Простое и набожное сердце не делает различия между птицами и лесом, ни между пышными деревьями и тварями. И вкупе все для него есть достойная жизнь. Но мы лишились простоты. Бурное вино жизни ударило нам в голову. Два горячих и ярых существа шагали с гордыми возгласами по зеленым тропам, где раньше пробегали милые жители лесов. Сначала я не узнал человека своего племени, жестокого бесчувственного убийцу, вырвавшегося из лесных теней. Мы уже стояли нагими перед божеством, но в крови нашей еще не было разъедающего пламени. Мы отдались, охваченные безумием, во власти темного закона мрачной судьбы. И жизнь, и смерть держали нас за кисти рук, не готовивших еще хлеба, не выстроивших кровли и не качавших еще колыбели. Радуга, небесный символ гармонии, осеняла наше жилище. Она обвенчала нас в лесу. Но в наших сердцах не нашла себе точки опоры.
Лес вселял в нас свое безумие. Тяжелая оцепенелость смерти застыла в наших глазах. И мы не внимали больше ни пенью птиц, ни любовным визгом белок, нет – мы выискивали сквозь колебавшуюся листву, уязвимые места на их крохотных тельцах.
Красота жизни закатилась. Ныне убийца вступил в Эдем, и хохотал жестоким, алчным смехом Евы.
Но дни были полны сладости. При пробуждении леса мы удалялись под сень прохлады утра. Ночь еще не уходила, тенистые покои словно не хотели исчезать из плотных чащ ветвей. Но вот восходило солнце. Косые лучи озаряли полосами медленно клубившийся пар. Прозрачный и трепетавший вспышками колонны из яшмы и бледного золота колебались при легком и свежем порыве ветра. На иглах сосен излучался алмазными искрами иней. Бесчисленные воздушные нити, звезды, зонты и розетки трепетали, и не было видно таинственной работницы, которая их сплетала. До зари она плела, и каждая нить отливала перламутром росы. Ювелирной резьбой и кружевными узорами казался папоротник. И розовый дождь свежих брызг скатывался с листьев. У подножия деревьев ширились светлые лужицы. В чащах кустов блестели сапфирные и изумрудные очи, как пестрый павлиний хвост. И весь лес дымился, как виноградный чан. Ныне тени поднимались небольшими радужными облачками и взвивались светлыми кольцами фимиама. Резко вскрикивала кукушка, слышалась дробная трель зеленого дятла, пересвистывались синицы.