Запоздавший в лесу утренний сумрак рассеялся.
Прохладное утро пришло с голубого востока ее очей. Мне хотелось целомудренно прикоснуться к ее одежде. Я сорвал веточку земляники у ее ног и стал медленно сосать росистые ягоды, глядя на нее. И я сказал ей:
– У моего дома растут ягоды еще вкуснее.
Тогда высокая девушка со смелым видом воскликнула:
– Мы с подругой встали на заре. И мы идем теперь в город наниматься. Сегодня там, на рынке день найма прислуги.
В лесу жил молодой парень, которому приходилось самому жарить на жаровне дичь. Я не знал, как узнать, идет ли третья также наниматься в город. Она заметила, что я глядел на девушку с чистыми глазами.
– Да, да, – сказала она мне презрительно, – эта девочка из соседней с нами деревни. Ей будет трудно наняться. Она едва лишь умеет работать. В прошлом году умерла ее мать. И теперь у нее – никого.
«О, – подумал я с каким-то странным чувством радости, – эти маленькие руки уже шили саван, и теперь она одна одинешенька в жизни, как ты – в лесу».
Она представилась мне нагой. Ее упругие груди трепетали в моих руках. Если бы мы были одни, в моем сердце было бы столько глубокого чувства. Я тихонько положил бы свою голову на ее колени, как больной ребенок.
Они закончили со своими ягодами. Потом подняли корзинки и встали.
Вся моя жизнь словно разбилась, как будто чудное видение потускнело среди очаровательного утра. Самой юной из них я промолвил нежно и лукаво:
– Я бываю здесь каждое утро.
Она приласкала мою собаку и казалась удивленной моими словами. Когда они все три собрались уходить, она обернулась ко мне и проговорила:
– Может быть… шесть дней…
Не уходи! Постой! Останься – я не знаю даже твоего имени. Не уходи! Вернись, вернись, о, юность и красота!
Голод грустно посмотрел на меня и стал обнюхивать свои следы.
Я не знал больше – было ли утро, или ночь. И повторял безнадежно:
– Шесть дней! Запомни же, шесть дней!
Какая насмешка! Я пришел в лес, чтобы жить в нем одиноко и свободно, как человек юной поры земли, а ныне моя радость ушла от меня в синеватой мгле по стопам неизвестного ребенка. На пальцах моих еще остался аромат маленьких ягодок земляники. Словно с ее губ испил я опьяняющее благоухание. Я побрел домой.
Дома я подновил оконные ставни. Весь запах леса ворвался под заплесневевший потолок. Я работал над тем, над другим, не отдавая в том себе отчета. Я делал бы то же, если бы наверно знал, что она должна прийти.
Я не был уже один. Новая, свежая жизнь наполняла комнаты. И смех в сенях звенел, как ключ. Порою я долго прислушивался к звуку шагов, доносившемуся из леса.