– Остановитесь! – закричал Гонди, в его голосе зазвучало столько могущественной энергии, что он восторжествовал над общим решением, принятым под влиянием торговки Мансо.
Все глаза снова обратились к нему.
– Кардинал Мазарини выехал из Парижа.
– О горе! – заревела толпа в отчаянии от неудовлетворенной мести.
– От имени короля кардинал был изгнан королевой-правительницей.
– Да здравствует король! – вырвалось у тех, кто был ближе и мог все слышать.
– Монсеньор, – послышалось в толпе, – мы вас хотим кардиналом и первым министром на место Мазарини.
– Я слуга его величества нашего короля и буду ждать его повелений, – сказал коадъютор скромно.
– Мазарини убежал, так вы и берите министерство! – закричала женщина в толпе. – Посмотрим, кто еще осмелится оспаривать у вас это право!
– Вы наш отец, вы только сумеете управиться с Францией.
– Дети мои, я сказал уже вам, что я слуга ее величества и должен только выполнять приказания королевы.
– Идем, идем к королеве и будем ее просить, чтобы она сделала первым министром нашего монсеньора.
– Непременно! Так и следует! – восклицала толпа с единодушным, восторженным увлечением, ясно обличавшим искусство руководителей возмущения.
– Нет, дети мои, лучше пойдем воздать ей нашу признательность за то, что она вняла голосу своего народа.
Ренэ, скрывшийся при начале этой сцены, вдруг прибежал и, расталкивая толпу, закричал:
– Вас обманывают!
При звуках знакомого голоса очнулась бедная Мансо.
– Говори же скорее, Мазарини еще в Париже? – спросила она, не скрывая своих кровожадных намерений.
– Нет, но король с королевой тоже покинули столицу!
– Они бежали!
– Этого не может быть! – воскликнул коадъютор, побледнев.
– Это уже совершилось, – подтвердил Ренэ.
– Но я поставил караульных около дворца и сам удостоверился…
– Я только что от ворот конференции, – возразил Ренэ. – Добежал сюда за четверть часа, а дорогой встретил карету короля в сопровождении телохранителей королевы.
– Они едут в Сен-Жермен!
– Нет, они свернули направо, в Сен-Дени.
– В Сен-Дени! – воскликнул прелат. – Туда собраны войска под командой Тюренна, который вчера ожидал только сигнала, чтобы вступить в Париж.
– С Мазарини во главе! Вот побоище будет! – сказала Мансо.
– Они заморят нас голодом! – подхватили носильщики.
– Это измена, гнусная измена в ту минуту, когда монсеньор проповедовал о мире!
На площади началась страшная суматоха, раздались такие оглушительные крики, что если бы королева могла их слышать из Сен-Дени, она ужаснулась бы. В бесчисленных криках, раздававшихся со всех сторон, господствовало одно слово, грозное, страшное слово: мщение!