– Вот каковы бывают сильные люди! – воскликнул Ле Мофф в ответ на свои мысли.
– Сын мой, думай только о спасении своей души, – увещевал доминиканец.
– Отец мой, я и сам теперь думаю, что величайшая глупость служить великим людям и надеяться на них! Гораздо лучше было бы пойти в монастырь, чем служить дьяволу.
– Превосходные размышления, сын мой.
Ропот нетерпения пронесся над толпами; палач, полагая, что достаточно было времени для покаяния, подал знак помощникам. Те тотчас подошли к Ле Моффу, подхватили его под руки и поставили на ноги.
Он не сопротивлялся, но когда поднял глаза, то увидел, что палач всходит уже на роковую лестницу. Помощники толкали его туда же, и один из них накинул на него петлю, посредством которой он должен был отправиться на тот свет.
В народе пробежала электрическая струя довольства, когда голова осужденного оказалась выше голов палачей, что обещало скорую развязку.
А Ле Мофф всходил все выше, не торопясь поднимался со ступеньки на ступеньку; руки у него были связаны, в глазах его был туман, в ушах такой шум, как будто он лишался чувств. Но любовь к жизни пробудилась в его душе. От страха ли или от ярости он смело посмотрел на всех и громко сказал:
– Я невиновен!
Невыразимый хохот был ответом на это неуместное заявление.
– Каков же сорванец! – слышалось со всех сторон. – Его захватили на месте преступления, а он уверяет в своей невинности! Повесить этого проклятого мазариниста!
– Но я не слуга Мазарини! – возразил он с негодованием. – Я служил Бофору.
– Смерть! Смерть ему! – ревели народные волны. – Поторопись, Шарло, не улизнул бы он от тебя! Его надо казнить! Он хотел убить нашего короля! Смерть разбойнику! Да здравствует герцог Бофор!
Ле Мофф хотел еще говорить, но сокрушительное «ура» заглушило его голос. Ярость душила его, он готов был броситься на эту бессмысленную толпу и рвать ее своими зубами.
Вот он на верхней ступеньке, и палач поднял ногу, чтобы оттолкнуть лестницу.
Наступила роковая минута. Буря народная смолкла. Можно было услышать полет мухи.
Вдруг с улицы Сент-Онорэ прозвучал могучий голос:
– Остановитесь!
– Ура герцогу Бофору! – ревела толпа, узнавшая своего кумира.
Герцог – это действительно был он – въезжал верхом на площадь, за ним следовала блистательная свита тоже на великолепных лошадях. Бофор выехал вперед и, теснимый со всех сторон, подъехал к виселице.
– Ваше высочество! – воскликнул Ле Мофф умоляющим голосом.
– Друзья мои, – обратился Бофор к народу, – члены парламента объявили мне, что в благодарность за мои заслуги в общем деле они передают этого человека в мою власть и, следовательно, я могу разделаться с ним, как хочу.