– Ну, а когда ты уедешь в Брюссель, – снова начал Бурдуа, – что же будет… с молодой девушкой?
– Она опять вернется в свою мастерскую. Если она понравится мне и если ей это будет удобно, мы опять встретимся в сентябре. Но можно биться о заклад, что она будет этим интересоваться не больше меня и что к сентябрю у меня уже окажется преемник… и даже, пожалуй, не один.
– Ты так думаешь?
– Да что ты с неба свалился, милый друг? Неужели ты думаешь, что твои провинциальные Кармен получают премию за добродетель? Конечно, я очень мало знаю о Терезе. (Зон – это и есть Тереза.) Ее отец – конторщик, мать занимается уборкой квартир, а сама Тереза с четырнадцати лет работает у модистки. Неужели ты воображаешь, что с такими волосами и с такой рожицей, как у нее, она никогда не слыхала того, что я ей нашептывал на прошлой неделе и на что она отвечала согласием? Ах, ты, наивная душа! Ты, значит, не имеешь понятия о том, что такое мастерская портнихи или модистки. Разговоры там происходят почище тех, что мы вели в нашем лицее! Да, да, и порочнее!.. Прежде всего потому, что женщины порочнее мужчин. А затем в мастерской всегда найдется несколько опытных особ, которые и просвещают остальных, а мы в лицее были знакомы лишь с теорией… Даже и я сам только хвастался… Вот и представь себе, какого рода воспитание получает там тринадцатилетняя девчонка! Вижу, что Зон могла бы очень просветить себя в этом отношении!
– Да, это ужасно! – прошептал Бурдуа и тотчас же с живостью прибавил: – но ведь есть же между ними и честные! Выходят же некоторые из них замуж… конечно за своих любовников… но все же выходят замуж и становятся хорошими женами… А ведь ты не женишься на этой Терезе. И кроме того, несмотря на всю испорченность этой среды, они всегда держатся до известного момента, до какой-нибудь встречи, представляющей им непреодолимое искушение. Кто тебе сказал, что ты не будешь… первым… для этой девушки?
– Но я ничего не имел бы против этого.
Бурдуа был совершенно смущен таким цинизмом.
– Ну, знаешь, я нахожу, что ты берешь на себя слишком большую ответственность, – откровенно заявил он улыбавшемуся Житраку.
– Как в твоих словах слышится бывший контролер! – сказал тот. – «Слишком большая ответственность»! Вероятно, ты таким слогом писал бумаги в своем министерстве.
– Контролер или нет, – возразил задетый за живое Бурдуа, – но я считаю, что заставить семнадцатилетнюю девушку сделать первый шаг на скользком пути и затем уехать в Брюссель, думая о ней столько же, сколько о брошенном окурке сигары, это… это… – он искал подходящее слово, не решаясь произнести то, которое было у него на языке, – этим нельзя восхищаться.