– Бог мой, он, кажется, действительно думает то, что говорит!
Я потом не раз задумывался над этими мгновениями своей юности. Что было бы со мною, если бы я… если бы она… Не знаю… Знаю только то, что, когда я, поддавшись охватившему меня порыву страсти, умоляющим жестом простер к Мадлен свои трепещущие руки, в окно ворвался косой луч заходящего солнца и залил нас своим ярким светом. Я увидел в трюмо отражение нашей группы.
Силуэт моей незнакомки отражался со спины, и я невольно залюбовался пышным, красивым цветком ее бюста, расцветшем на тонком, гибком стебельке ее талии. Себя же я увидел en face и был поражен и унижен плачевным видом этого чуть не плачущего ребенка, готового упасть на колени и молить о пощаде. Да, я был поражен и унижен подобным видом, и тотчас же мне пришел на ум девиз дядюшки де Теней: «Всегда быть корректным и никогда – смешным». Я тотчас же выпрямился; мое лицо приняло серьезное выражение, преисполненное чувства собственного достоинства, и, несмотря на сильное внутреннее смятение, я принял облик молодого, хорошо выдрессированного дипломата на затруднительной аудиенции.
Не знаю, заметила ли моя собеседница перемену, происшедшую со мной, и если заметила, то чему приписала ее; во всяком случае, она успокоилась, в том смысле, что ей не грозила безотлагательная опасность.
И, словно желая еще сильнее расхолодить мой пыл, она сказала:
– Имейте в виду, что мы здесь далеко не в безопасности: мой муж страшно ревнив; он не спускает с меня взора, и весьма возможно, что и теперь велел кому-нибудь выследить меня.
Ее муж! Это роковое слово было произнесено и внесло новую смуту в мое поколебленное душевное равновесие. Мадлен расхохоталась и смеясь промолвила:
– Что с вами? – спросила она.
– Мне тяжело и неприятно, что вы замужем, – откровенно ответил я. – Меня мучает сознание, что существует человек, имеющий законное право быть возле вас, оберегать вас, любить, ласкать… Ну, одним словом – я ревную!
Мадлен расхохоталась и, смеясь, промолвила:
– И напрасно! Ревновать можно только к любви, а я не люблю своего мужа. – И, сделавшись вдруг серьезной, она продолжала: – Я не люблю его именно за то, что он женился на мне. Он знал – ведь он очень умен – что он вовсе не подходящий для меня муж, во-первых, потому что он гораздо старше меня, во-вторых, потому что морально между нами не было никаких точек соприкосновения, и я отнюдь не скрывала от него, что я не люблю его. Разве при этих обстоятельствах можно было ждать счастья?.. А при своей опытности он должен был предвидеть, что обрекает меня на страдание.