Кстати сказать, в моем воспитании было отведено довольно значительное место умению владеть оружием, как холодным, так равно и огнестрельным. Поэтому я был уверен, что не осрамлюсь перед лицом супруга Мадлен.
Когда Клемент доложил мне о приходе «господина Делесталя», то он увидел перед собой молодого и крайне корректного дипломата, готового парировать все самые утонченные удары.
Я быстро оправил отвороты своего вестона, подкрутил усы и, приняв равнодушный и вместе с тем строгий вид, сказал:
– Проси!
Муж Мадлен вошел. По-видимому, он нимало не заботился о согласовании своего костюма с данным случаем; он, вероятно, оделся точно так же, как одевался и каждый день, отправляясь по делам: на нем были самая обыкновенная черная пара и темный тоненький галстук.
«Почему это, – невольно подумал я, – так называемые деловые, серьезные люди так плохо одеваются?»
Я поклонился и промолвил, указывая на кресло:
– Прошу вас садиться!
Он молча опустился на сидение.
– Я вас слушаю, – промолвил я.
– Я в этом уверен, – спокойно ответил Делесталь, подавляя легкую улыбку и опуская на соседний стул свой цилиндр. Я успел бегло взглянуть на него и снова удивился отсутствию элегантности его туалета. – Я в этом уверен, но буду крайне благодарен, если вы, не перебивая меня, выслушаете то, что я должен вам сказать.
Все это было произнесено так твердо и решительно, что мне только оставалось, что молча поклониться в ответ.
– Я вас совершенно не знал вчера и, поверьте, не сделал шага, чтобы навести о вас, какие бы то ни было справки. Поэтому прошу вас принять к сведению, что мне ничего неизвестно о вас, за исключением вашей фамилии и того, что мне пришлось застать вас вчера с моей женой на месте преступления.
– Позвольте, – прервал я его, – я опять-таки протестую…
– По существующим законам, для установления факта нарушения супружеской верности, – авторитетно и несколько надменно опередил меня Делесталь, – достаточно застать обвиненную сторону в сообществе с лицом другого пола в закрытом помещении с открытой кроватью и в незаконченном, беспорядочном туалете.
Я тотчас же увидел себя на улице Боккадор без воротника и галстука, сиротливо покоившихся на камине, и нашел, что слово «беспорядочный» как нельзя более соответствует моему тогдашнему виду. И я почувствовал, что краснею, несмотря на твердо принятое намерение не терять самообладания.
– Следовательно, я обращаюсь исключительно к сообщнику моей жены, – продолжал оружейник, – так как при всем желании вы не можете отрицать это наименование, вследствие чего обязаны выслушать меня до конца. Я пришел не для того, чтобы предлагать вам драться со мною… О, не улыбайтесь, прошу вас!.. Смею вас уверить, что я далеко не труслив и ничего не побоялся бы, несмотря на то, что дожил до седых волос и занимаю довольно видное административное положение… Но я не доставлю вам удовольствия вызова на дуэль. Это было бы чересчур удобно… Нет-с, дудки! Помните, что по существующим законам нашей страны и вы, и моя жена, оба – обвиняемые и теперь зависит исключительно от моей доброй воли и моего благоразумия: отдать ли вас под суд, или же помиловать.