— Если мама узнает, она просто с ума сойдет! — сказала Агата.
Да, ужасно, что она, Агата, в сущности, повторяет опыт Одили. Причем с тем пылом, который обычно затмевает первое увлечение. Нет, тут ни с чем сравнивать не приходится; ведь до сих пор, чтобы выдержать родительские распри, чтобы укрыться от их ссор, чтобы иметь хоть кусочек личной жизни, у Леона был стадион, у Розы — книги, у Агаты — мальчики. Но то, что происходит теперь, много серьезней.
— Да ну, — говорит Эдмон, — твоя мать сумеет тебя понять как надо. Ведь и она прошла через это.
— Тем более она сочтет это недопустимым, — говорит Агата. — В течение многих лет у нее в личной жизни большие неурядицы. А я собираюсь еще добавить.
Широкая ладонь Эдмона — на пальце у него сверкает перстень с квадратной печаткой — берет Агату за плечо, опрокидывает ее навзничь, и восемьдесят килограммов обрушиваются на ее пятьдесят. Но на этот раз волосатый малый, знающий свою власть над ней, использовал свой вес лишь для того, чтобы удобнее слушать.
— Говорят, что я за мать заступаюсь, — шепчет ему Агата, — но я начинаю понимать и отца!
Эдмон приподнялся, оперся на локти, сжал ладонями ее маленькие груди.
— Все еще может наладиться, — говорит он.
Но ее странные глаза, не голубые, не фиолетовые, потемнели, рот полуоткрылся, обнажив мелкие, хищные зубки, и Агата восклицает:
— Только ничего не налаживай! Нам и так хорошо. Теперь потемнели серые глаза Эдмона. Сказать мужчине, что не желаешь выходить за него замуж, даже если он сам этого не слишком хочет, даже если он сам не может на это пойти, — значит, его растревожить. Агата вывернулась, протянула длинную белую руку, подцепила лифчик и прошептала, застегиваясь:
— Я же не говорю, что не хочу с тобой жить. Но когда любовь скрепляют штампом на документе, я знаю, что это дает.
23 июня 1968
Роза и Ги в ожидании чувствовали себя неспокойно. Перед тем как отправиться голосовать, отец сказал твердо: Будьте с мамой милы — мы должны теперь вести себя с ней так, как ей надо было раньше вести себя с нами! Но Роза, еще накануне переехавшая в Ножан, не удержалась и сказала: Это совсем как в пинг-понге: когда стороны меняются местами, игра продолжается, а вот мячиком всегда служим мы. Она уже принарядилась и, посматривая на большую стрелку электрочасов, приближавшуюся к цифре IX, громко считала:
— …семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль!
— Стоп! — крикнул Ги и нажал на кнопку переговорного устройства, так как раздались два звонка.
В трубке послышалось какое-то кудахтанье, за которое их мать и получила свою кличку, а затем жесткая фраза, посланная в пространство тому, кто услышит: