Он щелкнул им, и стали видны ряды пыльных бутылок, каждая из которых терпеливо лежала на отведенном ей месте. Дэнни сделал шаг вперед и начал изучать этикетки. Маленький золотистый паучок цвета сотерн в панике скользнул прочь.
— У вас великолепный погреб, — сказал Дэнни.
Она прошла мимо него и выбрала одну из старых бутылок.
— О, она здесь, — с радостью сказала Елена. — Шерри, самое старое из существующих в мире. Сбор 1750 года!
— 1750 года, — повторил Дэнни. На него это произвело неотразимое впечатление. — Такое я просто обязан попробовать.
Он взял у нее старинную бутылку и пошел к лестнице.
— Погодите, — сказала она. — Мне кажется, там наверху нет штопора. По крайней мере, я его не видела. Со смерти моего мужа я не пробовала вина.
Это была превосходная реплика, которую он тихо и нежно подхватил:
— Со смерти вашего мужа вы не пробовали и других вещей. А это неправильно, Ана… я хочу сказать — Елена. — Ему всегда нравилась эта реплика из «Королевского капитана», и с различными вариациями он уже пользовался ею несколько раз. Но почему сейчас выплыло вдруг «Ана»? Он не знал никакой Аны…
— Вот он, — раздался ее радостный щебет.
— Что?
— Штопор. Пожалуйста, откройте бутылку.
— Сейчас? Здесь, внизу?
— Вино очень старое. Его нельзя слишком встряхивать. Мой муж всегда напоминал об этом.
Не без усилий, осторожно и медленно Дэнни вынул пробку, которая сидела в бутылке более двухсот лет. Она была иссушена временем и готова рассыпаться в труху. Но Дэнни, проявив сноровку, успешно выполнил задачу.
— Вот бокал, — сказала она, салфеткой вытирая пыль с единственного хрустального бокала.
— Только один?
— Мы оба выпьем из него, — сказала она, и в голосе послышалось скрытое обещание.
Мы выпьем, скажем, полбутылки, прикинул Дэнни, не больше, и потом, учитывая действие вина, ее одиночество, горячую испанскую кровь, ее увлечение мной, она бросится прямо в объятия.
Он налил вино, кровь богов в виде расплавленного янтаря. Она сделала глоток из бокала, ее губы блестели, и затем передала ему. И Дэнни осушил бокал одним глотком.
— Ах, — сказал он, — мы, как Тристан и Изольда, клянемся вечным вином в нашей верности, обещаем любить друг друга всегда, и да будут неразрывны… Ого, вот это да! Может быть, оно испортилось? Я хочу сказать, все же 1750 год — не шутка. Оно ударило мне в голову. А с вами все в порядке?
Она кивнула.
— Вы не опьянели? Вас не тошнит?
Она покачала головой.
— Интересно получается… я присел бы на минутку…
Он с трудом добрался до табурета и расслабленно опустился на него. Затем он перевалился на пол погреба, чувствуя себя каплей ртути в шесть футов величиной, увидел, как она выплюнула вино, которое держала во рту, и провалился в забытье.