— …Но всё-таки, Макс, что ты задумал?
Друзья уже полчаса сидели на открытой террасе трактира в центральной части Альфаны, прикрывшись личиной двух заезжих купцов средней руки, что в этот воскресный день выглядело вполне заурядно — в столице проходила ярмарка, и пришлого люда на улицах заметно прибавилось.
— Мой принц, ты сейчас сам всё увидишь…
…Некоторое время тому назад Тони в отчаянии воззвал к своему другу (и телохранителю по совместительству) с чуть ли не мольбой: «Барон, ну что же делать, я уже не знаю, куда мне от этой Сэлли деться!..», после чего Максим, до этого лишь с усмешкой наблюдавший за развитием событий, решил вмешаться в ситуацию и дать возможность принцу наконец-то свободно вздохнуть.
А дело было в следующем.
Тони, весьма приятной наружности молодой человек, к тому же — принц и единственный наследник короля Фредерика VI, до сей поры оставался темой белых и пушистых грёз девичьей части альфанской знати. Но так же он был ещё и потенциально лакомым куском для особей гораздо более практичных и циничных, особей, желающих одним махом взлететь в заоблачные высоты власти, не отягощаясь при этом нравственными условностями.
К последней категории как раз и относилась Сэлли Брисс, дочь королевского казначея и по сути — министра финансов Талании, графа Теодора Брисса, человека в государстве уважаемого и влиятельного, знаменитого притом как гибкостью в сфере финансов, так и суровой принципиальностью в вопросах морали. И, как это часто случается, дочь его по этим двум характеристикам была полной ему противоположностью. По всей вероятности вдохновляемая матерью, желающей для своего дитяти лучшей участи, сия ветреная особа прилагала просто-таки нечеловеческие усилия, чтобы оказаться в роли если не законной супруги, то, по крайней мере, фаворитки наследного принца.
Вот только у принца к ней душа совершенно не лежала. Выросли они друг у друга на глазах, и Тони прекрасно сознавал, что за подарочек скрывается за этой смазливой мордашкой. Однако избавиться от навязчивых матримониальных экзерсисов претендентки ему не удавалось никак. А идти на открытый скандал не позволяло положение её отца в обществе и благорасположение к нему короля.
На какие только ухищрения не пускалась Сэлли, чтобы достичь желаемого… И всё это можно было бы стерпеть, если бы степень их коварства не возрастала от раза к разу. А последний эпизод в этом ряду всё-таки переполнил чашу терпения принца: в один из вечеров, собрав в своём салоне альфанскую знать, в том числе пригласив и принца, Сэлли зазвала последнего в свои комнаты, якобы для демонстрации какой-то заморской диковинки, а там угостила его бокалом вина (как позже определил Грей по ауре принца — с приворотной составляющей) и быстренько разоблачившись, юркнула в постель.