– Чья это ошибка? – вслух спросил Клайв, задумавшись. – Твоя или моя?
– Грустно.
Он, не поднимая глаз от законченного письма, улыбнулся:
– Либо тебя принесли ангелы, либо я стал слишком рассеянным.
– Ты устал, – Лорин спрыгнула с перил балкона и вошла в комнату. – Вырвать контроль из рук французов – не так-то просто.
– Легкая победа для армии, – Клайв повернулся к ней, – годы подготовки для командующего. И слаженная игра всего оркестра.
Он рассмотрел в лучах вечернего солнца Лорин, одетую в мужскую одежду и прикрывшую волосы платком.
– Ты чудесно справилась. Я восхищен.
Последние слова он произнес без издевки и отвращения, как данность. Лорин чуть наклонила голову, принимая похвалу. Она продемонстрировала бутылку, которую прятала за спиной:
– Из погреба маркиза. Что-что, а вино у французов достойно внимания.
Клайв усмехнулся. Он поднялся, откупорил бутылку и, не утруждая себя этикетом, отпил прямо из горлышка. Тонкая кровавая струйка протекла ему на подбородок. Он вытерся ладонью.
– Неплохо. Надеюсь, маркиз не опечалился пропаже?
Лорин прислонилась к теплой стене, жмурясь на закатное солнце:
– Вы пьете его вино, празднуя над ним победу. Думаю, он огорчен.
– Что ж, мы квиты, – хмыкнул Клайв, переводя взгляд с бархатного горизонта на ее лицо. – Проклятый француз забрал у меня кое-что.
Лорин подняла брови, удивившись этим словам и тону, но вместо объяснения, мужчина обхватил ее одной рукой и привлек к себе. Поцелуй был грубым, жестким. Иная пощечина мягче. Не встретив сопротивления, он разорвал тонкую ткань ее рубашки. За поволокой желания скрывалась злость, но это лишь больше распаляло. Он ослабил жгут, сдавливающий грудь девушки. Повязка змеей скользнула на пол, сложилась кольцами у ног. Лорин прильнула к нему, обняла за шею. Она ласкала его плечи и руки, пьянея от чужой победы, как от собственной. Лилось французское вино. Он пил с ее губ, целуя и кусая их. Доведя друг друга жестокой страстью до исступления, они рухнули на пол. Сдирая кожу ногтями, не зная жалости, они жадно насыщались друг другом.
Беззвездное мутное небо стало непроглядно черным, а за окнами воцарилась тишина, лишь изредка нарушаемая перебранкой собак. Лорин не помнила, как они добрались до кровати, все было в кипящем бреду, густом, как мед. Накатывающие волны наслаждения отступали, оставляя дрожь, как при ознобе. Хотелось плакать и улыбаться, а в мыслях звенела блаженная пустота.
Она повернула голову и посмотрела на профиль мужчины. Только что его лицо было безмятежным, но вот взгляд снова потемнел, брови напряженно сошлись над переносицей, губы сжались. Он смотрел в раскрытое окно, но что видел и о чем думал – ей было неизвестно. Едва ли ему понятен был бы страх, сковавший ее, и то безудержное отчаянное безразличие к завтрашнему дню, в котором Лорин стремилась спрытаться от рассвета. Укрыться бы простыней и навсегда остаться здесь, вдыхать его запах, согреваться теплом его кожи.