Перемены дают вам движение, но если перемен слишком много, вы можете лишиться корней. Настолько же, насколько полное отсутствие перемен действует отупляюще, постоянные перемены лишают вас корней.
Это происходит на Западе; люди меняют все. Статистики говорят, что в Америке человек меняет работу в среднем раз в три года. Люди меняют работу, меняют города, меняют супругов, пытаются изменить все – каждый год меняют машину, меняют дом – все ценности изменились.
В Англии делают «роллс-ройсы». Идея в том, чтобы они служили вечно – по крайней мере, всю жизнь человека. В Америке делают отличные машины, но долговечность не их сильная сторона – какой американец будет всю жизнь ездить на одной и той же машине? Хорошо, если ее хватит на год! Когда американец покупает машину, он не заботится о стабильности; он ищет возможность обмена. Англичанин по-прежнему хочет стабильности, и если машина будет долговечной, он купит ее и будет ездить на ней всю жизнь. Он очень консервативен. Он никогда не разведется – даже с машиной. Если жениться – значит, жениться. Англичане моногамны – даже с машинами. Они очень основательные люди. Американец живет в мире перемен – для него все меняется, – но американец теряет корни.
Я всегда удивлялся: в моем старом городке, куда я иногда приезжаю, все остается прежним. Тот же кули встречает меня на вокзале – потому что он единственный кули на весь город; и та же самая тонга, та же самая дорога; и я видел, что по ней ходят те же самые люди. Все почти стоит на месте. Изредка кто-то умирает, изредка кто-то рождается; в остальном же все остается прежним. И даже когда люди умирают, на их месте оказываются их сыновья, и они все почти одинаковые. Ничто не меняется. Дома остаются прежними, слухи остаются прежними. Кажется, время не существует.
Я всегда удивлялся, возвращаясь в свой родной город. Это было первым, что бросалось мне в глаза: в этом городе время не существует. Все кажется вечно одним, одним и тем же. Но там у людей есть корни. От этого они тупеют, но у них есть глубокие корни. Им очень удобно, и они счастливы. Они не отчуждены друг от друга. Они не чувствуют себя чужими. Как они могут чувствовать себя чужими? – все так знакомо. Когда они родились, было то же самое; когда они умрут, будет то же самое. Все абсолютно неподвижно. Как вы можете быть чужим? Весь город живет как большая семья.
В Америке все наоборот, все без корней. Никто не знает, чему он принадлежит, откуда он родом. Утрачено даже самое чувство принадлежности. Если кого-то спросить: «Откуда ты родом?» – он только пожмет плечами; потому что он был во многих городах, во многих университетах, у него было много знакомых, много коллег. Он даже не может сказать с уверенностью, кто он такой, – потому что тождественность стала очень шаткой, расплывчатой. В каком-то смысле это хорошо, потому что человек остается живым и разбуженным; но корней нет.