— Скажи-ка мне, генерал, главную заповедь корпуса.
Прохор смутился, но ответил без запинки:
- 'Служить верой и правдой государю, чтить Православие и помнить о былом дабы не исчезнуть в грядущем'.
— Если ты помнишь, так почему просишь о такой глупости?
— Так при чем здесь заповедь? — удивился Митюха.
Смотрю на него и вижу, что Прошка действительно не понял. Разочаровался ли я? Немного. Но быть может это и к лучшему, что отличные воин и стратег одновременно с этим никудышный политик? А то последних за последнее время изрядно наплодилось, будто мышей в заброшенном амбаре, что впору кастинг устраивать на адекватного пиар-помощника.
— А при том, младший, что витязи обязаны Служить не просто проливая кровь во благо Отечества, но и думать о будущем. Бить противника можно разным оружием и задача корпуса в ближайшее время сохранить себя не только как отличный военный отряд, но и как спаянную ячейку общества. Вы воюете там где нужно России и выполняете все лучше многих и думать о том, что вас берегут только потому что когда-то были желторотыми юнцами — сущая околесица! Вопросы?
Под конец я даже слегка повысил голос, не сдержался. А Прошка, вошедший с гордой осанкой теперь сидит поникший — давненько ему мозги никто не вправлял. Хотя оно и понятно — святые отцы, что приставлены к витязям в походе еще должного доверия не заслужили, а епископа Варфоломея из Петровки я ни за что не отпущу. Он слишком важен для России, чтобы его подвергать такой опасности!
Я жадно приник к сбитню, Прохор молчал. И не произнес ни слова до тех пор пока передо мной не опустела тарелка с колбасками. Только тогда он встал, поклонился в пояс и с улыбкой сказал:
— Спасибо, Старший, вовремя ты меня охолонил.
Нужен ли тут ответ? Думаю нет, главное он понял, а я лишь слегка кивнул. Генерал развернулся и вышел из кабинета, оставляя меня наедине с кипой бумаг, в которой лишь малая часть была со сведениями о грядущей битве. Про которую принц Савойский даже не догадывается.
Середина июня 1715 года от Р.Х.
Стамбул.
Князь Никита Николевич Трубецкой давно не пребывал в таком чудном расположении духа. Даже полуденная жара, когда тень не спасает от зноя и та не повлияла на русского посла. Его дом, так же являющийся посольским представительством хоть и находился на самом отшибе Царьграда, но запущенным не был. Да чего говорить, многие центральные здания уступали русскому представительству не только внутренним убранством, но и внешне. И это неспроста.
Умный дипломат в первую очередь изучает страну в которую следует и только потом начинает работать. Князь Трубецкой эту нехитрую, но архиважную истину понял сразу, когда только собирался отправиться в Османскую Порту — удивительную страну, увядающую, похожую на старого льва у которого начали выпадать зубы, уходить силы, но все еще способного противостоять любому врагу.