А Саныч, напротив, был серьезен и сосредоточен. Видно, что к рыбалке он относится основательно, почти так же, как к войне.
– А лыжи? – спросил Саныч. – Остались?
Мать покачала головой.
– Жаль, на лыжах бы веселее. Ладно, и так дойдем.
Саныч сунул мне короткий ломик с веревкой, привязанной к середине. Зачем на рыбалке лом?
– Пешня, – пояснил он. – Лунки надо рубить. Самая важная в рыбалке вещь. Ну что, мы готовы. Пойдем, наверное, через огороды?
Мать кивнула.
Река оказалась совсем рядом – через огороды сто метров. Спустились по берегу к лодкам, черневшим из-под снега. Саныч постучал по одной.
– Наша, – сказал он. – Отец ее сам делал, давно еще. Под лодкой в дождь спать хорошо, быстро засыпаешь.
– Здесь удить будем? – я кивнул на реку.
– Не, на Ловати сейчас делать нечего, глубоко слишком, надо чуть отойти. У нас тут местечко есть – рыба из-подо льда прямо скачет. Вечером уху сварим, я сам сварю. Ты знаешь, как правильную уху варить? Не знаешь, откуда тебе, ты же в городе жил. Для правильной ухи надо всего взять в равных частях – воды, рыбы и лука. Варить быстро, дождаться только, чтоб вода закипела, а потом в чугуне томить. Часа два, а лучше три…
Шагали по реке. Ловать казалась мне слишком широкой, шириной с настоящую Волгу, берегов не было видно, снег раскинулся, деревья утонули в белизне, и кроме белого – ничего. Солнце, лед. Я вспомнил, что раньше ездили по рекам. Зимой все дороги заметало снегом, и все ездили на санях по рекам, разгонялись, свистели, щелкали кнутами над лошадиными головами, и так от Тобольска до Сахалина. Здесь было очень красиво, и первый раз за последние зимы я не хотел в тепло. Лукино исчезло за поворотом; некоторое время я, оглядываясь, видел белый дымок, но потом растворился и он, мы точно в другой мир попали.
С крутого берега свисала береза. Видимо, она оборвалась уже давно, но совсем не обрушилась, зависла параллельно воде, укрепилась и стала расти так. Я заметил между ветками пристроенную доску.
– Тут Полка в Ловать впадает, – объяснил Саныч. – Сейчас не видно, конечно, а летом здесь щуки. Просто акулы, с человека ростом. Залазишь на березу, забрасываешь три крюка с живцами, и пара штук всегда попадется. Я сюда один любил ходить, у меня тут шалаш сложен. Утром крюки забросишь, потом на сенокос, а как темнеть начинает, опять сюда. И обязательно одна щука да повиснет. Почистишь ее, пожаришь, наешься и лежишь, в небо смотришь. На утро тоже хватает, а ночью можно чай малиновый пить…
Мне тоже захотелось малинового чая. И жареной щуки.
– А зимой тут окуни. Здесь яма, а вверх по течению плес, вся рыба сюда скатывается, сейчас увидишь.