Значит, тебя ведет что-то другое. Что? Месть за нанесенную обиду? Неужели боль от той раны, что я нанесла тебе, еще не утихла? Ведь я тебя знаю, сколько живу. И никогда не замечала в тебе неутолимой жажды мести. Ты же всегда мне все прощала. Пообижаешься, я покаюсь – и все! Мир! Сама себе могу теперь признаться – на это я и рассчитывала. Почему же сейчас этого не случилось? Из-за квартиры? Но я тебя не выгоняла. Ты сама не хотела оставаться там, где твоя сестра спит с твоим бывшим женихом. Да, ты осталась у разбитого корыта. Ни жилья, ни денег, ни мужа. Если бы ты тогда точила на меня нож – я бы поняла. Но сейчас! Когда у тебя все образовалось. Почему ты хочешь, чтоб я умерла? Ничего не понимаю. Одно ясно – ты доведешь задуманное конца. Ни ты, ни я не из тех, кто останавливается на полпути. А значит, я должна решить для себя, что делать дальше, раз я знаю про твою задумку.
Смиренно ждать, пока Василий найдет в Интернете подходящий способ убийства? Или заявить в полицию? Согласиться с Амритой и ее книжкой и просто тупо ждать, что будет? Или все-таки побороться за свое право жить?
Быстро просматриваю остальные фотографии. Лизка в продуктовом магазине. Покупает авокадо. Раньше я не знала, что она к нему неравнодушна. Лизка в отделе женского белья. Лизка на улице. А вот фотографий, сделанных на спектакле или на концерте, нет. А я специально говорила Вениамину Аркадьевичу про ее любовь к театру. Значит, Лизка в люди не выходила.
Складываю фотки обратно в пакет. Засовываю его в сумочку. Пусть полежат. Может быть, еще пригодятся.
Чтобы не приехать на работу слишком рано, заворачиваю в супермаркет. С умным видом озабоченной домохозяйки слоняюсь по магазину без малого полчаса. Из сострадания к скучающей в ранний час кассирше уже перед кассой бросаю кое-какую мелочь в корзинку.
К родному офису подъезжаю вовремя и в отличном настроении. Его уже не могут испортить нахальные ухмылки юнцов из компьютерной группы: ни откровенный взгляд уверенного в своей неотразимости Кирилла, ни робкие улыбки его оруженосцев, ни маячащая вдали фигура старой ведьмы Илларионовны.
– Привет, мальчишки! – легкомысленно бросаю пацанам и беспечно машу рукой.
Лицо Кирилла темнеет. Услышать, что он в моих глазах «мальчишка», да еще перед своими вассалами, – это удар ниже пояса. Но выдержал. Небрежно кивнул в ответ и отвернулся. Его свита, наоборот, расцвела улыбками.
Приближаюсь к Илларионовне. Мегера уже шамкает губами, готовя мне комплимент.
– Доброе утро, Илларионовна! – опережаю ее. – Как дела на любовном фронте?