Мы, Цезарь, старые враги, однако
По-прежнему ты победитель мой
И думаешь, что ты счастливей Брута,
Тогда как Брут уверен, что тебя
Он менее несчастлив. Впрочем, что бы
Мы про себя ни думали, недуг,
Упадок, угнетенье — участь Рима.
Одно желанье нынче нас свело,
Но побужденья разные. Ты хочешь
Сказать мне что-то важное, когда
Не лгал Антоний. С важным разговором
И я пришел, надеясь, что дерзнешь
Ты выслушать меня.
Ко мне враждебен
Ты был всегда, но Бруту я не враг,
И никогда им не был, и не мог бы
При всем желанье стать. К тебе домой
Пришел бы с разговором я, однако
Боялся этим оскорбить тебя:
Ведь Брут женат на дочери Катона,
И Цезарю не место у него.
Поэтому сюда тебя просил я
Пожаловать. Ты видишь, я один,
Без ликторов, без помпы, равный Бруту
(С его соизволения) во всем.
Перед тобою не диктатор Рима,
Не человек, который разгромил
Непобедимого дотоль Помпея,
Не триумфатор…
Цезаря одна
Достойна свита — собственная доблесть,
В особенности, если предстает
Он перед Брутом. Счастлив ты, коль скоро
Обходишься не только без секир
И ликторов, но и без угрызений
И страха, вечного в тиранах!
Страх?
Не только сердце, но и слух мой слова
Не знает этого.
Его не знал
Великий Цезарь на полях сражений,
Но знает Цезарь в Риме, где теперь
Диктатор он. Он слишком благороден,
Чтоб это отрицать, и, не стыдясь,
Открыться может Бруту: этим только
Свое величье Цезарь подтвердит.
Давай начистоту, как нам обоим
Пристало. Многих в ужасе держать
Один не может без того, чтоб первым
Не трусить самому. Недалеко
Ходить за доказательствами. Брута
Ты можешь беспрепятственно убить:
Я не люблю тебя, ты это знаешь,
И низкому тщеславью твоему
Помехой стать могу. Но ты боишься,
Что нынче больше повредит тебе
Убийство Брута. Говорить со мною
Желаешь ты затем, что только страх
Тобою движет с неких пор. Возможно,
Ты сам о том не знаешь или знать
Не хочешь попросту.