— Ты не понимаешь, — говорит Арчет. — Все намного сложнее.
— Погоди, — говорю. — Вот, например, у нас в роте был узбек один, Максудов, мусульманин. Им их бог, между прочим, пять раз в день молиться велит, причем в определенное время. Но — если бой, то пропустить молитву не просто прощается, а даже в заслугу ставится! А у вас что?
Гляжу — задумался старший ратник. Глубоко и надежно.
— Тот закон, о котором ты сказал, — мудр. Но…
И тут дверь с грохотом распахивается, и в караулку рыжий вихрь влетает.
— Малахов! Да ты… я тебя по всему замку обыскалась, а он тут кисель водой разводит. Ты хоть знаешь, что мы к полудню обернуться не успеем? От замка до Лосиного холма почти три лиги.
— Да откуда ж мне знать? — говорю. — И вообще, кто из нас двоих пропадал — ты или я?
— Да я…
— Отставить разговорчики! На-а-лево! Кру-угом! Шагом марш к машине.
Кара рот открыла, закрыла, глазищами своими желтыми полыхнула и вылетела из караулки.
— Очень жаль мне будет, — говорит Арчет, — того, кто станет ее избранником.
И на меня при этом как-то странно смотрит. Нет уж, думаю, не дождетесь.
— А уж как я ему посочувствую, — отвечаю, — просто слов нет.
Посмотрели мы друг дружке в глаза и так же дружно заржали.
Ладно. Спустился я к машине — рыжая в ней уже сидит, в зеркальце любуется, прическу поправляет. То есть делает вид, что поправляет, — у нее на голове, поправляй — не поправляй — все равно вид один и тот же — прямое попадание мины в котел с лапшой. Да уж. На уши окружающих.
Вслух я, правда, все это комментировать не стал — мне сегодняшнего утра уже вот так хватило. Сел, завел мотор.
— Ау, — говорю, — проснись, прекрасное виденье. Куда рулить-то?
Кара в меня глазищами стрельнула.
— Прямо.
— Прямо, а дальше?
— Прямо по дороге, а дальше скажу.
Ну, как знаешь, думаю, главное, чтобы она в своем зеркальце поворот не проглядела.
Поехали.
Погода, кстати, пока я у Арчета закусывал, успела взять, да и распогодиться. В хорошем смысле. Солнце светит, живность всяческая этому радуется. Я еще подумал, что если мотор заглушить, то, наверно, услышать можно, как птицы поют.
Нет, думаю, в самом деле. Жив, здоров, накормлен, на машине раскатываю, да еще как — девчонка на соседнем сиденье прихорашивается. Ну чего тебе, спрашивается, старший сержант, еще от жизни нужно?
Нет, думаю, действительно — хорошо. В общем, даже где-то и неплохо.
Я даже от избытка чувств мелодию под нос начал мурлыкать. Довоенную, «Любимый город». Я ее перед войной даже на гитаре хотел научиться тренькать, да не вышло.
— Пой громче.
— Да пожалуйста, — говорю. — Сколько угодно.