— Далеко еще?
— Вон между тех скал, — показывает, — проход. Черт, не так уж и близко. Ладно, думаю, не буду рисковать. А то вдруг еще эта компания как смылась, так и вывалится из воздуха прямо на голову.
— Ты как? — у рыжей спрашиваю. — Не ранена?
Хотел ее за плечи взять, а она из рук вырвалась.
— Со мной все в порядке. Надо уходить.
Хорошая мысль.
Подбежали к скалам — рыжая на ходу амулет свой достала, пошептала в него — и прямо в воздухе между камнями открылась на этот раз не чернота, а сияние, правда, смотреть не больно, а даже наоборот — приятно. Мы в него с разбегу и влетели.
И снова все повторилось. Но теперь уже в обратном порядке. Тяжесть все меньше, меньше, и прохладой повеяло. Да это же декомпрессия, соображаю, вот что это такое. В этом, с зеленой крышей, давление атмосфер пять, если не все восемь, вот в перемычке между мирами какая-то добрая душа кессон устроила. А то бы выдернулся без компенсации — и прощай, Маруся, дорогая.
Вот бы еще, думаю, с этой доброй душой сесть где-нибудь в уголочке и потолковать, что это за чертовщина здесь творится.
В этот раз меня наружу с чмоканьем выкинуло. Осмотрелся — слава те, господи (или это местным богам хвалу возносить? Да хоть товарищу Сталину за мое счастливое детство) — трава под ногами зеленая, земля коричневая, а небо серое, но не само по себе, а потому, что опять все облаками затянуто. Мутный, конечно, пейзаж, но после зеленого аквариума — словно дома очутился. Местность и та знакомая. Те самые холмы, где я рыжую нашел, на свою голову.
А вот и сама рядом, никак в себя прийти не может.
Ладно. Скинул я мешок, вытащил гранаты, осмотрел — мало ли что, не рассчитывали их все же на такие фокусы. Вроде все в порядке. Ну, я тогда запалы вставил, две «лимонки» на ремень подвесил, а остальные обратно в мешок сложил.
Заодно обойму в «ТТ» поменял. Пусть, думаю, лучше девять в пистолете будет, чем после четырех выстрелов обойму менять.
— Дай гранату.
Ого. Быстро же девочка оклемалась. И даже слово правильное произнесла.
— Нет.
— Боишься, не умею бросать?
А то. Знаем мы таких гранатометчиков, насмотрелись. Так бросит — и себя подорвет, и меня заодно. Только под танк и посылать.
— Боюсь, — говорю, — что умеешь. И бросишь. А сколько народу на этот грохот сбежится, ты подумала? Всю округу хочешь на уши поставить? Рыжая, наша задача тогда будет считаться выполненной на «отлично», если мы придем, уйдем — и ни одна травинка не шелохнется, и ни одна живая душа не заподозрит, что мы тут были.
— А мертвые?
— А что мертвые?
— Мертвые души. Они ведь тоже могут поднять тревогу. Да и сами…