Юность Екатерины Великой. «В золотой клетке» (Свидерская) - страница 132

Еще более удивительным для Екатерины было увидеть бегущего к ней Гудовича.

– Его Величество спрашивает вас, почему вы не встали, как все гости? – тихо произносит бледный и испуганный Гудович, он от испуга вдруг слегка заикается.

Вопрос настолько странен и непонятен, что Екатерина смотрит в сторону мужа, а потом переводит взгляд на адъютанта:

– Передайте Его Величеству, что я не должна вставать. Так как принадлежу императорской семье почти семнадцать лет.

Гудович удаляется. За столом, кто с нею сидит рядом, застывают с каменными лицами. Екатерина ощущает их напряжение и… молчаливую поддержку.

На другом конце стола Петр гордо стоит, он, выслушав Гудовича, раздраженно ему отвечает, причем говорит что-то нехорошее, гадкое, оно вызывает легкий шум и шевеление замерших гостей, что продолжают стоять.

Теперь Гудович то бежит к Екатерине, то останавливается, наконец, он подходит к ней и застывает, не смея передать слова государя.

Екатерина улыбается, пытаясь догадаться, что же такое сказал супруг. Гудович молчит, медленно багровеет, пытается поправить ворот мундира. И тут раздается голос Петра Федоровича, потерявшего терпение:

– Дура! Мадам, вы сумасшедшая!

Слова и смысл их звучат как пощечина.

Екатерина вспыхивает. Кружево на белой скатерти изодрано в клочья.

– К императорской фамилии принадлежу только я и мои дядья – принцы Гольштейнские!

Слезы сами закапали, быстро-быстро, мелкие горошинки упали на подол и исчезли в богатой вышивке платья.

– Прошу вас, господа, расскажите что-нибудь веселое, – просит Екатерина и смотрит сквозь слезы на графа Строганова и Разумовского. Мужчины пытаются вспомнить и уже наперебой говорят, перебивают друг друга, только бы развеять напряженное чувство неловкости и стыда.

Наконец Екатерина смогла взять себя в руки и высушить слезы. Впервые чужие взгляды ей не в тягость, они излучают участие, обеспокоенность – ее незаслуженно оскорбили и унизили. Она поняла: сейчас, в присутствии дипломатов и принцев, знатных дворян, Петр Федорович отрекся от нее.

Она теперь никто.

Едва выдержав окончание обеда, Екатерина медленно направилась к себе. Поплакать. Подумать. Принять решение и действовать.

Странный четкий шаг за своей спиной она услышала сразу, обернулась и обомлела – шел отряд гвардейцев. Старший взял на караул, замялся сначала, но потом, вместо четкого изложения, прошептал:

– Матушка-государыня, простите нас… Государь велел вас арестовать… Мы постоим у ваших дверей…

«О Господи, помилуй! Арест!!!» – Екатерина ничего не ответила, вошла к себе и плотно прикрыла двери.