Гномы — существа основательные, иллюзий не признавали, их коньком была магия преобразований, они работали с настоящими предметами и веществами. Философский камень, мечта средневековых земных алхимиков, — это классический продукт гномьей магии. Были еще орки и гоблины, их специализацией была слабо изученная стихийная и погодная магия — развести огонь, вызвать дождь или ветер. Оборотни — специалисты по следовой магии.
С одной стороны, магические возможности всех этих рас были ограничены, они действовали в рамках доступных им шаблонов. С другой — эти ограничения делали их особенно изобретательными и изощренными в том, чтобы выжимать максимум из того немногого, что у них было.
Драконы — существа, почти целиком сотканные из магии, в большей степени, чем любые другие обитатели Тассипа, чувствовали и владели всеми ее направлениями. Взрослый дракон мог свободно комбинировать любые виды магии, конструируя заклинания без ограничений, примерно как художник, имея краски, может нарисовать все что угодно. «У силы драконов нет внешних ограничений, все их ограничения — только внутри. Единственное, что отделяет дракона от всемогущества, — это его собственные представления о себе и мире», — прочитала я высказывание в одном из трактатов.
В общем, драконы умели пропускать через себя магическую энергию, рассеянную в пространстве, фокусировать ее и сознательным усилием пускать на разные свои нужды. Распределялась эта энергия неравномерно, были пятна высокой концентрации — источники, были и совсем слабо насыщенные магией места. На Тессе, например, была зона низкой плотности магической энергии. Драконьи горы были одним огромным источником — только драконы способны были выдерживать магический поток такой мощи больше нескольких часов, да и то не везде. Я вспомнила историю гибели родителей Шорра…
При этом, кроме «магической емкости» и характера заклинаний, различий между магиями разных народов не было. Все строилось на одной и той же магической субстанции.
— Гаррет, а в чем странность той магии, что ты нашел на месте гибели Шша и у «моего» священника? — спросила я у дракона. — Вроде в книгах нет упоминаний о том, что она может быть странной, — энергия и энергия.
Мы сидели на террасе, я — с кружкой теплого молока с пряностями, Гаррет — с чашкой рьебаса, Сэлл — с огромной кружкой рьебаса и миской своих любимых сладостей.
После наконец произошедшего «слияния сердец» мы с Гарретом с трудом переносили разлуку и, не сговариваясь, старались держаться рядом. Даже занимаясь каждый своими делами, то и дело находили повод подойти и прикоснуться друг к другу. Вот и сейчас дракон, сидя в полуметре от меня, кончиками пальцев поглаживал мое левое плечо через тонкую ткань шелковой блузы. В этом жесте было столько всего сразу — и гордость обладания, и нежность, и забота, и страх потери, словно он еще не до конца поверил в свое счастье. «Важнейший для любого дракона аспект жизни», — вспомнила я, поймав его ладонь и потеревшись об нее щекой. Похоже, действительно только в паре дракон может быть счастлив… Сэлл взирал на нас с каким-то совершенно родительским умилением.