— И вы, стало быть, как микробы…
— Если будете хамить, товарищ старший сержант — Тамиона открыла шкафчик, куда минуту назад сложила грязную посуду (Иван захлопал глазами: посуда была чистой) — немедленно пойдёте к себе в берлогу. А завтра я не пожалею времени и сварю лично для вас пшённую кашу на воде. И круто посолю — она засмеялась.
Иван поднял руки, показывая, что сдаётся.
— Но где-то ты прав. Мы, эльфы, тоже не стареем, и мы бессмертны. Ну почти бессмертны. Объяснить тебе понятней я не могу, ты же ничего не понимаешь в генетике и вообще биологии. Люди вообще ещё ничего, по сути, не знают.
— Ну, тут ты не права — Иван почувствовал себя задетым — Наши учёные…
— Ой, да лучше молчи — девушка скривила губы — Люди, выучившие два правила арифметики в пределах десятка и пяток букв, и вообразившие на этом основании, что они знают, как устроен мир — вот что такое ваши нынешние учёные, за редчайшими исключениями.
— Но мы отвлеклись.
— Да, так вот. Мы, эльфы, не стареем. Возможно, мы и умирали бы от внутренних причин, исчерпав… ну, скажем так, жизненную силу, сумей мы жить пять-шесть тысяч лет. Умирали бы во сне, тихо, внешне оставаясь такими же молодыми. Но здесь, на Земле, это невозможно. За такой срок всегда найдутся внешние причины, чтобы оборвать жизнь.
Тамиона закончила уборку, мыла руки.
— Вот в этом и есть главнейшая разница между эфемерами и бессмертными. Ваша смерть сидит внутри вас, она заложена с момента рождения, и только ждёт момента. Наша смерть приходит извне. Наша гибель всегда насильственная. Кто-то или что-то убивает нас, понимаешь?
Иван потрясённо смотрел на неё. Пять тысяч лет… Охренеть можно!
— Слушай, если не секрет — тебе самой сколько лет-то?
— Подобные вопросы дамам не задают — засмеялась девушка — но вам, товарищ старший сержант, я отвечу. Мне сто тридцать два года, я ещё очень молода и нравлюсь мужчинам. Даже эфемерским.
Иван поперхнулся, закашлялся. Сто тридцать два… А он-то — «девушка»… Древняя старуха…
— Ваше хамство, товарищ недобитый сержант, не имеет границ — Тамиона стояла перед ним, уперев руки в бока — Всё, заведение закрывается. Брысь!
* * *
— Ну вот, дорогой Эрих, теперь вы действительно можете со спокойной совестью сказать: «Я сделал всё, что мог»
Майор, сверкая сталью и стеклом своих очков, распрямился от стола, с наслаждением потянулся, хрустнув суставами. На столе лежала карта, значительно отличавшаяся от предыдущих — вместо широких жирных кругов её украшали затейливые концентрические окружности, будто круги на воде от упавшего в воду камня. В месте пересечения трёх из них красным карандашом было намалёвано пятно.