— Пустяки. Я ставил ружье, а оно выстрелило. Сущие пустяки. Черт побери, да отчего же это я должен перед вами тут отчитываться? Значит, вы взяли палку?..
Доктор неотрывно смотрел на простреленный сапог и стягивал перчатки. Затем наклонился и приподнял простреленную ногу.
— Сидите-ка тихо, надо снять сапог. То-то мне показалось, что я слышу выстрел.
Стоял теплый летний день. В окно сторожки втекал один большой солнечный луч и падал на топчан, на котором полулежал Глан.
— Заживет как на собаке. Извини, Эзоп, другого сравнения не подберу. — Доктор накрыл одеялом ногу Глана.
— Эзоп иногда лижет мне рану, и я чувствую, как стихает боль, — признался Глан.
— А все-таки я сделаю вам еще порцию своей болтанки, — сказал доктор, присаживаясь к столу.
Он высыпал в плошку порошки и, подливая воду, начал помешивать состав.
— Да, а что же вы не уехали, доктор? — как будто невзначай вспомнил Глан.
— Уехал? Куда? Впрочем, я давно уже собираюсь по делам в Гельсингфорс, да все никак… А почему вы спрашиваете?
— А скажите, доктор, какого вы мнения о госпоже Эдварде? Мне это интересно.
— Какого я о ней мнения?
— Да. Может быть, случилось что-нибудь новенькое, ну, например, вы посватались и получили согласие? Вас поздравить? Нет? Ну да, так я вам и поверил, ха-ха-ха.
— Ах, так вот чего вы боялись!
— Боялся? Доктор…
— Нет, я не сватался и не получал согласия, — серьезно начал доктор. — К Эдварде не сватаются, она сама берет, кого захочет. Семнадцатилетняя девчонка, не правда ли? А вот вы попробуйте только повлиять на эту девчонку, так она у вас всякую охоту отобьет. Вот, к примеру, она говорит, что у вас взгляд зверя…
— Тут вы ошибаетесь, это другая так говорит, — легко перебил его Глан.
— Другая? Кто?
— Н-не знаю. — Глан смутился.
— Так вот, и, когда вы на нее смотрите, это-де так-то и эдак-то на нее действует… Но, думаете, это хоть на волосок вас к ней приближает? Ни чуточки. Как только она почувствует себя в вашей власти, она тотчас же взглядом или словом отшвырнет вас за тридевять земель. Я ее хорошо изучил. Как по-вашему, сколько ей все же лет?
— Вы же сами сказали — семнадцать. И она так говорила.
— Враки. Я, забавы ради, проверил. Ей двадцать лет, ее это тревожит. Когда она стоит и смотрит на море, на скалы, у нее такой скорбный рот. Видно, как она несчастна. Но она слишком горда и упряма и ни за что не расплачется.
— Неужели никому с ней не сладить? — насмешливо спросил Глан.
— Ее нужно воспитывать, — ответил доктор уклончиво. — Она избалована, окружена вниманием. Всегда под рукой есть кто-то, на ком можно проверять свое могущество. Я взял с ней тон учителя. До того как появились вы, я почти год ее воспитывал, наметились кое-какие перемены, она стала плакать, когда ей больно, стала похожа на человека. Но вот появились вы, и все пошло насмарку. Вот так. Один теряет терпение, тогда за нее принимается другой, после вас, очень может быть, появится третий…