Алебардщик стоял совсем рядом, правда, из деликатности повернувшись к двери спиной. Был еще один человек, судя по всему, прислужник. Он как раз подготавливал свечи – налаживал фитильки. Джейн предстояло изловчиться и опустить щеколду, которая крепилась на клочке бечевки. Маневр удался, щеколда опустилась беззвучно, угодила куда надо. Теперь ее можно поднять только изнутри.
– Любезный, – обратилась Джейн к прислужнику. Дрожь в голосе была совершенно натуральная. Оглянулись оба, прислужник и алебардщик. Прислужник поклонился.
– Да, миледи?
– Мой супруг сейчас молится. Он просил не беспокоить его до утра. Дорогу к Господу он отыщет и без свечей.
Прислужник оторопел.
– Его что ж, вовсе не тревожить, миледи? А как же вечерняя трапеза?
– Граф не голоден, – молвила Джейн, дрожа всем телом. – Он просит дать ему спокойно помолиться. В темноте.
Прислужник поклонился.
– Как прикажете, миледи.
Джейн взглянула на алебардщика, тот кивнул, шагнул к двери, преградил вход своим оружием: дескать, никого не пущу, миледи, будьте покойны.
– Благодарю вас обоих. Доброй ночи. Не спешите завтра войти к моему супругу, ибо я не теряю надежды подать прошение о помиловании. В последний раз.
Возле караулки Джейн поджидал Хью.
– Примите мои соболезнования, миледи.
Джейн сделала книксен. Хоть бы скорее выбраться отсюда!
– Дозвольте проводить вас, – продолжал Хью, и Джейн ничего не оставалось, кроме как согласиться. Хью пошел с нею не только до Лейтенантской квартиры, но и до самых ворот, где ждали экипажи, и помог усесться в один из них. Джейн стало жаль простака-йомена. Она надеялась, что ему не придется слишком жестоко расплачиваться за бегство графа.
У ворот она подняла взор на оконце камеры, как бы желая запечатлеть в памяти эту малость, и с чувством произнесла:
– Милый Хью, Господь наградит вас за вашу доброту!
Йомен поклонился.
– Трогай! – велел он вознице.
Лошади рванули с места. «Интересно, когда обнаружится исчезновение графа?» – подумала Джейн и поймала себя на странном желании – стать мухой, влететь в камеру и посмотреть на реакцию йоменов.
Хэппи-энды по душе всем без исключения; что касается Эллен, она вполне поверила: Уилл Максвелл непременно очнется. Стиснув руку его матери, Эллен шепнула:
– Ну вот, миссис Максвелл, мы его отключили от аппарата жизнеобеспечения. Ваш храбрый мальчик теперь все делает сам.
Действительно, больничная палата выглядела гораздо позитивнее. Из приборов оставались только монитор, фиксировавший пульс пациента, капельница и пакет, прикрепленный к койке. Новому человеку Уилл показался бы просто спящим. Он дышал глубоко и ровно, выражение лица было безмятежное, но с некоторых пор к безмятежности прибавилась сосредоточенность. Эллен знала такие лица, наблюдала у других пациентов. Приходящие в себя коматозники обычно выглядят так, будто уже вынырнули из небытия.