Подойдя к «дому» она увидела лежащую на нём монету. Поставив ноги по разные стороны «базы» она остановилась и стала прямо.
— Руки! — прозвучало из-за спины.
Она подала руки назад и услышала, как щелкнули карабины, соединив руки за спиной.
— Тебя вытереть до начала? Это будет не из тех четырёх салфеток.
— Нет, спасибо, Господин — я готова!
— Хорошо, Лизунь, иди! — услышала она сзади, и почувствовала, как снизу в нее проникло «инородное тело». Хотя она чувствовала, что монета держится пока сама, за счет трения о кожу, но постаралась, всё же, хоть немного напрячь мышцы влагалища. О чём тут же пожалела, так как поняла, что напряжение мышц сразу же нагнало горячей крови во всю область от лобка до ануса.
До «первой базы» было всего три обычных шага. Вот только делать шаги обычной ширины Настя побоялась — а вдруг монета выпадет при таком шаге? Поэтому она быстро просеменила это расстояние, сделав более десятка маленьких «шажков». Остановилась над «первой базой» так же, как стояла над «домом», аккуратно присела, не разводя ноги, после чего развела колени и чуть наклонилась вперёд. Монета выпала почти в центр «базы» и почти сразу же улеглась на белый лист салфетки.
— Готово, Господин! — радостно произнесла Настя, опять вставая прямо.
— Какая ты молодчина, Лизок! — воодушевлённо произнес Верхний, приближаясь сбоку. Он начал поднимать руки, как будто хотел ее обнять. Она была так рада, что первый этап пройден так легко, что автоматически повернулась к нему, покраснела от удовольствия и только гигантским волевым усилием не кинулась в его объятия.
— Почти во всем молодец, — поправился он — «базу» ты все-таки сдвинула!
Настя в ужасе посмотрела под ноги — поворачиваясь, она зацепила ступнёй шнурок, сдвинула его и помяла край салфетки.
— А значит, базу ты прошла, но к твоей «экипировке» придется что-то добавить. И это что-то будет… — продолжал говорить он, выходя из комнаты.
За две или три минуты, пока его не было, Настя успела обозвать себя таким количеством эпитетов, что любой восточный поэт удавился бы от зависти. От лирической поэзии Востока, правда, этот список отличался знаком. Если восточные рубаи и газели прославляли объекты своего внимания, то Настя кляла себя, свою глупость и наивность. «Это же надо было так забыться! Ведь знала же, что любое его слово и движение — провокация, направленная против моего выигрыша!»
Появившийся в дверях комнаты Верхний, держал в руке странный конусообразный предмет чёрного цвета.
— …и это «что-то» у нас будет анальной пробкой, — закончил он.
— Избушка, избушка, поворотись-ка ко мне задом, а к лесу передом. И наклонись, пожалуйста! — весело заметил Верхний.