Словно подтверждая его мысли, ротный Ланцов стоявший рядом с командирским танком, хрипло произнес:
— Тащ комбат, а, может, поможем союзникам? Их батарея, да наши роты… — он не договорил, но его крепко сжатый кулак вспоровший воздух был красноречивее любых слов. Мол, разделаем так, что черепаха, которую когда-то разделал лично господь, будет бога вечно благодарить: спасибо тебе, господи, что сам взялся, а не попросил советских танкистов поработать!
Майор и сам был бы не прочь пособить японским союзничкам, но вчера, после чайной церемонии был еще и военный совет, на котором японцы единогласно постановили: держать танки в резерве вплоть до крайнего предела. Дайса Кендзобуро охотно принял помощь советских минометов, согласился на использование ротных автоматических гранатометов в качестве кочующих огневых точек, с плохо скрываемой радостью включил в боевые порядки второй линии обороны красноармейцев с их тяжелыми пулеметами, но вот танки, бронеавтомобили и бронетранспортеры… Нет, этот козырь Кендзобуро решительно желал припрятать в рукаве своего кимоно. До поры, до времени…
Логинов отрицательно мотнул головой, и снова приник к биноклю. Кажется, китайцы пытаются переломить ситуацию в свою пользу, и, кажется, им это удается…
…Гауптман Блашке подошел к генералу У Фаню и деликатно кашлянул. Генерал вздрогнул и обернулся к своему советнику:
— Да?
— Господин генерал, не следует ли выдвинуть в первые ряды легкие орудия? С их помощью можно подавить пулеметы и гранатометы противника.
У Фань, растеряно взиравший на расстрел своих батальонов японцами, ухватился за подсказанную советником идею и даже попытался ее «творчески» развить.
— Я пошлю в цепи четыре фиатовских танкетки. Они поддержат пехоту пулеметами и не дадут японцам поднять головы, а немецкие легкие пушки расстреляют окопы!
Он тут же принялся суетиться и отдавать приказы, размахивая при этом руками так, словно торговался на рынке. Блашке презрительно усмехнулся: этот генерал всем своим видом и поведением наводил на мысль об опереттах Штрауса или Кальмана. А осмысленностью поведения и приказов — о цирке, и коверных клоунах! Пару раз гауптману пришлось вмешаться, чтобы отменить или скорректировать особенно выдающиеся перлы У Фаня, и, наконец, уже захлебнувшаяся атака обрела второе дыхание. В цепи, фыркая синеватым выхлопом, выползли творения итальянского военного гения, а за ними расчеты на руках катили Pak 35/36 [191]. С новой силой заквакали минометы, над полем боя повис надрывный вой «Цилай!», и китайские цепи рванулись к японским траншеям.