В конце концов в нем вспыхнула страстная привязанность к леопардице, ибо сердцу необходима любовь.
Может из-за того, что его сильная воля изменила ее дикий нрав, или потому, что она могла всегда добыть себе пищу в своих охотничьих вылазках, но она не посягала на жизнь француза, и он перестал ее бояться, считая, что совершенно приручил ее.
Он много спал, но во все остальное время, словно паук в своей паутине, был начеку, боясь упустить свой шанс на избавление. Стремясь помочь случаю, который мог совершенно неожиданно возникнуть в границах купола, очерченного линией горизонта, он смастерил из своей рубашки флаг и водрузил его на верхушку пальмы, предварительно очистив ее от листьев. Чтобы пересекающий пустыню путешественник заметил флаг и в безветрие, он придумал средство удерживать его в развернутом виде, укрепив концы с помощью маленьких палочек.
В те часы, когда надежда покидала его, он развлекал себя игрой со своей спутницей. Он научился понимать различные интонации ее голоса, выражения ее глаз; изучил причудливый рисунок на ее золотом наряде. Миньона не рычала больше, когда он брал в руки конец ее хвоста, чтобы сосчитать украшавшие его белые и черные кольца, которые блестели на солнце как ожерелье. Ему доставляло удовольствие смотреть на ее изысканные мягкие формы, белизну ее живота и на то, как грациозно она держала голову. Но особенно он восхищался ею, когда она играла. Ловкость и юная легкость ее движений не переставали его удивлять. Он поражался гибкости, с которой она прыгала, лазила, умывалась и ухаживала за своим мехом, припадала к земле и готовилась к прыжку. Но каким бы стремительным ни был ее прыжок, и каким бы скользким ни оказывался под ней камень, она всегда замирала при слове "Миньона".
Однажды, огромная птица пролетела над ними в лучах яркого полуденного солнца, и он отвлекся от леопардицы, чтобы посмотреть на нового гостя; тогда покинутая султана, помедлив мгновение, зарычала.
"О, боже! Да неужто она ревнует," — воскликнул он, заметив как жестокость вернулась ее взгляду, — душа женщины точно живет в ее теле."
Когда орел растаял в воздухе, солдат уже любовался изгибами тела леопардицы.
И впрямь, в ее формах было столько юности и грации! она была прекрасна как женщина! светло-желтый мех ее наряда необыкновенно сочетался с изысканными оттенками белого на ее боках. Под ярким солнечным светом это живое золото с
коричневыми пятнами сияло неописуемым блеском.
Человек и леопардица посмотрели друг на друга с пониманием. Мелкая дрожь пробежала по телу красавицы пустыни, когда она ощутила на своей голове прикосновение ногтей своего поклонника; ее глаза сверкнули, словно молния, — и затем она плотно закрыла их.