— Неужели, все-таки, Санаев предал, — помрачнел Платов.
— Да нет. Санаев геройски погиб, отстаивая интересы независимой Ичкерии. А вот боеголовки какие-то отморозки действительно похитили. Понимаешь, о чем я говорю?
— Взорвать их практически невозможно.
— Практически, Андрей Дмитриевич, не означает невозможно, — жестко произнес контрразведчик, — и для нас, танцующих, со счетов сбрасывать такую возможность нельзя.
В дверь постучали.
— Товарищ майор, машина готова. Можем выезжать в Москву! — Доложил вновь появившийся прапорщик.
— Что ж, Андрей Дмитриевич, — развел руками контрразведчик, выключая диктофон. — На сегодня все. Думайте. В Москве продолжим наши беседы. Товарищ прапорщик, выводите арестованного.
ФСБешник, переполненный осознанием святости долга, стал еще жандармистее и, подойдя к Платову, резко скомандовал:
— Руки вперед! Выходить, не оборачиваясь! Вас ждать, товарищ майор? — Осведомился он, покидая кабинет.
— Да, — кивнул Повитухин, закрывая папку “Дело”. — Я сейчас зайду, подпишу документы и спущусь.
Он подошел к окну и, опершись на подоконник, стал глядеть на заснеженный двор, еще раз переживая разговор со спецназовцем и машинально выбивая пальцами дробь. — “Танцы на минном поле”, — крутилось в его голове: — “Вся наша работа — это танцы на минном поле”.
Посреди двора стоял “воронок” с открытой задней дверью. Два давешних сержанта с автоматами наизготовку вывели капитана Платова и повели его к машине. У самой двери они остановились и Артист, со скованными впереди руками начал как-то неуклюже влезать внутрь. Вот он поскользнулся и один из сержантов рефлекторно сделал попытку поддержать его. И в ту же секунду ноги спецназоваца ножницами сошлись на ногах охранника, сбивая его наземь. “Что он делает?” — прошептал Повитухин, ударяя ладонью по мелкой решетке, блокирующей окно допросной комнаты. Платов уже был на ногах, и в правой руке у него был автомат охранника. Тишину Звенигорода разорвал короткий резкий звук, похожий на треск разрываемого полотна, потом еще и еще. С третьего этажа контрразведчику было видно, куда направлен ствол автомата. Он был направлен изрядно поверх голов. “Живьем, живьем брать!” — в отчаянье закричал майор, беспомощно осознавая, что отсюда его никто не услышит. Он опрометью выскочил из кабинета, сбив кого-то, промчался по коридору и буквально скатился по лестнице вниз.
Платов лежал на снегу лицом вверх, и из-под спины его по снегу медленно расползалась красная кровяная лужа. Автомат лежал чуть поодаль, так и не поднятый хозяином. Сам обезоруженный сержант, как, впрочем, и его вооруженный соратник стояли тут же с лицами, белее свежевыпавшего звенигородского снега. Увидев подбегающего майора, стрелявший сержант поднял на него почти безумные глаза и прошептал, оправдываясь: