— То же расхищение и истощение земли так или иначе продолжается и в остальных частях страны — в Техасе, Миссури, Канзасе и здесь, в Калифорнии. Возьмите фермы, сданные в аренду: в моем округе я знаю ранчо, где земля стоила когда-то сто двадцать пять долларов за акр и доходы с этой земли соответствовали цене. Когда старик хозяин умер, сын сдал ферму арендатору-португальцу, а сам укатил в город. За пять лет португалец снял сливки и выжал из земли все соки. При следующем арендаторе, взявшем землю на три года, она давала только одну четверть тех доходов, которые получал первый арендатор. Третьего португальца, охотника арендовать эту землю, не нашлось — там уже ничего не осталось. Когда старик умер, ферма стоила пятьдесят тысяч долларов. А сын в конце концов с большим трудом продал ее за одиннадцать. Да что говорить, я сам видел участки, приносившие вначале двенадцать процентов дохода, а после пятилетнего хозяйничанья арендаторов они давали всего один с четвертью процента.
— Ив нашей долине то же самое, — подхватила миссис Хастингс. — Все старые ранчо приходят в упадок. Помнишь ферму Эбела, дружок? — обратилась она к мужу; он выразительно кивнул, и она продолжала: — Когда мы там гостили, это была образцовая ферма, просто рай: плотины и озера, сочные луга, отличные покосы, холмы, покрытые виноградниками, сотни акров превосходных пастбищ, прелестные дубовые и сосновые рощи, каменная винодельня, каменные амбары, при доме сад, — словом, об этой ферме можно рассказывать часами. Когда миссис Эбел умерла, семья разъехалась кто куда, и ферму стали сдавать в аренду. Теперь все разорено; деревья срублены и проданы на топливо. Возделывается лишь небольшая часть виноградника — ровно столько, сколько нужно арендатору итальянцу для собственных нужд. На остатках земли он завел жалкую молочную ферму. В прошлом году я проезжала мимо — и расплакалась. Прекрасный фруктовый сад в ужасном виде, цветники заросли и одичали… А что они сделали с амбарами! Им было лень прочищать желоба — дождевая вода просачивалась внутрь, все балки прогнили, и в конце концов крыши провалились. Часть винодельни тоже рухнула, уцелевшую половину обратили в коровник. А дом! Словами не передашь, как он выглядит…
— Это стало прямо профессией, — продолжал Хастингс. — Таких арендаторов называют «перекати-поле». Они берут в аренду участок, за несколько лет выжимают из него все, а затем переходят на другой. Они действуют совсем иначе, чем китайцы, японцы и другие иностранцы. В большинстве случаев это просто ленивые, равнодушные лодыри. Такой тип делает одно: истощит почву — и пошел дальше, истощит — и пошел. А возьмите приезжих португальцев и итальянцев, как они относятся к земле? Совсем другие люди! Они приезжают к нам без гроша в кармане и работают на своих земляков до тех пор, пока не научатся языку и не освоятся. Они не «перекати-поле». Они мечтают о собственной земле, которую будут любить, холить и беречь. Но вопрос в том, как получить эту землю? Откладывать заработок? Это слишком долго. Есть более быстрый способ: они берут участок в аренду. За три года можно выжать достаточно из чужой земли, чтобы обосноваться на собственной. Это величайшее кощунство, настоящее ограбление земли! Но кому до этого дело? Так уж повелось в Соединенных Штатах.