— Молодец. Скупо, но похвалил я резчика.
— Что это за руны, спросила тётка Надежда.
— Буквы это тётя, вот слушайте меня и смотрите на мои губы. И ты Любава смотри, привлёк я внимание скучающей жёнушки. М, А — М, А. Слышно два звука М и А, правильно? вот буква М, а вот буква А. Вот ещё М и А. Вот я кладу их рядом на стол, следите за руками и слушайте звук. М А М А. Кто чего понял и кто чего не понял? Лада глядя на костер спросила:
— Алёша, а ты можешь сложить слово «огонь»?
Я быстро выбрал из вороха, требуемые буквы и попросил,
— Солнышко, а скажи это слово медленно по звукам. Солнышко не подкачало и протянуло,
— О- Г- О- Нь. По мере того, как она произносила звуки я выкладывал буквы.
— Вот смотри, это слово ОГОНЬ. И этими буквами можно описать всё. Мои песни, ваши притчи и сказки. Вот слово ДОМ, вот слово РЕКА, вот слово КРОВЬ, СМЕРТЬ, РЕБЁНОК, СМЕХ, СЛЕЗЫ. Словами можно описать весь мир. Разве это не интересно? Что скажете тётя?
— Твоё появление мне предсказали боги Алёша. Кто я такая, чтобы спорить с ними?
— А ты со мной не спорь, а помогай, и твоего же народа ради я стараюсь. Тётка вздрогнула от услышанного и опустив голову произнесла:
— Всё, что в моих силах Алёша, я сделаю.
Останься пока, остальные свободны. Букворез! Завтра с инструментом и берестой жду тебя с утра здесь же.
— Как я понял тётя ты отдаёшь мне своих дочерей в наложницы? Начал я нелёгкий разговор.
— Да, ответила она. У нас нет достойных мужчин для моих дочерей, а после тебя, их с радостью возьмут в любой род с почётом и уважением. Так у нас заведено, молодые наложницы вождя уходят в другие роды после рождения ребёнка. Ребёнка ты можешь отпустить с матерью, а можешь и оставить себе. Таков наш закон.
— С моим приходом тётя, времена немного изменились, и теперь, закон это я. Я решаю, рожать или нет моей наложнице, я решаю, уйдёт ли она в другой род, я решаю, где будет жить мой ребёнок. Просто смирись с этим. Хуже от этого не будет, я тебе обещаю, в моём сердце уместятся все. Которая из твоих дочерей недавно кончила кровить?
— Старшая.
— Вот её, и пришли её ко мне в баньку потереть мне спину.
Вот это была банька! Я поддал парку, и лежал на полке, томясь и исходя потом, вдруг открылась дверь и из предбанника в парилку, скользнуло голое девичье тело.
— Как зовут тебя? Спросил я тело, оно чего–то пробормотало, забившись в угол. Ну, нет! Так дело не пойдёт, а вдруг ты уродина? Ну ко, иди ко мне, да не прячь лицо, не прячь. Дай глянуть. Нет, не уродина, а совсем даже наоборот, симпатичная такая, кругленькая везде, как мячик, — Тише, Машенька не плачь, не утонет в речке мяч, — продекламировал я знакомый с детства стишок. Вот тебе и имя, смотри на меня и повторяй за мной, — МА-ША. Давай ещё раз вместе, смотри на мои губы, слушай и повторяй, — МА-ША. Еще раз, — МАША. Теперь сама! МАША. Молодец! Я привлёк её к себе, прижал её грудь к своей, моё второе я, упёрлось ей в лобок. Тело у неё было чистое и пахло почему–то полынью, но сам–то я ещё не обмылся. Не дело пачкать святое таинство потом и грязью. Никуда Машенька от меня не убежит, поэтому я отодвинулся, вручил ей веник и показав что надо делать, лег на лавку. Маша знатно меня отхлестала, я перевернулся, ну что с естеством сделаешь? Солдат стоял навытяжку и ждал команду, — В атаку! Маша заворожённо смотрела на него, автоматически помахивая веником, а он с интересом видимо поглядывал на её кучерявенькую подружку.