Ричардли, который сидел, опершись локтями о колени и наклонившись вперед, играл пальцами, поднял изумленные глаза.
— Заранее обречена?
— Разумеется! — ответил Мейнестрель.
Наступило молчание.
Жак осмелился заговорить с места:
— Но в таком случае, вместо того чтобы доводить дело до такого конца, не лучше ли было бы…
Мейнестрель смотрел на Альфреду; он улыбнулся, не обращая взгляда к Жаку. Скада, Буассони, Траутенбах, Желявский, Прецель молчаливо выражали одобрение.
Жак продолжал:
— Поскольку царь даровал конституцию, не лучше ли было бы…
— …достигнуть предварительного соглашения с буржуазными партиями, — докончил Буассони.
— …воспользоваться конституцией, чтобы методически лучше организовать русскую социал-демократию, — добавил Прецель.
— Нет, я не думаю так, — тихо заметил Желявский. — Россия — это не Германия. И я думаю, что Ленин был прав.
— Вовсе нет! — Воскликнул Жак. — Это Плеханов был прав! После октябрьской конституции не надо было браться за оружие… Надо было остановить движение! Закрепить достигнутое!
— Они обескуражили массы, — сказал Скада. — Люди гибли неизвестно ради чего.
— Это правда, — горячо продолжал Жак. — Они могли бы избавить людей от многих страданий… Сколько крови было пролито напрасно!..
— Это еще вопрос! — резко заявил Мейнестрель.
Он уже не улыбался.
Все смолкли и стали прислушиваться.
— Выступление было заранее обречено? — продолжал он после краткой паузы. — Да! И с октября!.. Но кровь лилась напрасно? Конечно, нет!..
Он встал, чего не делал еще почти ни разу с тех пор, как начал говорить. Пошел к окну, рассеянно поглядел в него и быстро возвратился к Альфреде.
— Декабрьское восстание не могло привести к завоеванию власти. Допустим! Было ли это доводом, чтобы не действовать так, как если бы это завоевание было возможно? Конечно, нет! Прежде всего потому, что мощь революционных сил познается только при их испытании, в ходе революции. Плеханов не прав. После октября надо было браться за оружие. Надо было, чтобы пролилась кровь!.. Тысяча девятьсот пятый год — этап. Этап необходимый, исторически необходимый. После Коммуны — это вторая, и на более высокой ступени, попытка превратить империалистическую войну в социальную революцию. Кровь пролилась не напрасно! До тысяча девятьсот пятого года русский народ — народ и даже пролетариат — верил в царя. Его имя произносили, осеняя себя крестом. Но с тех пор как царь велел стрелять в народ, пролетариат и даже многие мужики начали понимать, что от царя нечего больше ждать, так же как и от правящих классов. В стране, столь мистически настроенной, такой отсталой, необходимо было кровопролитие, чтобы развить классовое сознание… И это еще не все.