— Вычеркни из наших отношений Инге Нарвесена. Мы с Инге… это была просто глупость. Ничто!
— Ильяз, кажется, тоже не очень радовался, верно?
Она замкнулась; в ее синих глазах ничего нельзя было прочесть.
— Я видел Ильяза в тюрьме Уллерсмо.
— Раньше он таким не был.
— Каким он был раньше?
— Сильным. С ним было весело. Он принимал мир таким, какой он есть. — Элизабет задумалась, подыскивая нужные слова. Фрёлик ждал. Она подставила лицо ветру и продолжала: — И меня он принимал такой, какая я есть. — Она снова на миг задумалась. — Но Ильязу постоянно требовалось напоминать, что мне бывает больно… что у меня тоже есть чувства.
Они шли по пляжу. Волны омывали им ноги. Франк Фрёлик остановился, чтобы закатать брюки. Покосившись на Элизабет, он заметил, что ее ноги покрылись бронзовым загаром. Ногти она покрасила в красно-коричневый цвет. На долю секунды он представил себе, как она сидит на солнце, задрав колени, и сосредоточенно красит ногти на ногах.
Просторное платье липло к телу, очерчивая ее фигуру при каждом шаге. Она шла с гордо поднятой головой, ветер играл ее черными волосами.
Фрёлик снова заговорил:
— Может быть, ты и связалась с Инге Нарвесеном, чтобы проучить Ильяза, но не думаю, что Нарвесен это понял. Даже когда ты рассказала Ильязу о сейфе и лежащей в нем картине.
— Ильяз — заблудшая овечка, — сказала она. — Он совсем сломался…
— Но шесть лет назад Ильяз находился в здравом уме и вполне мог отвечать за свои поступки. Напрасно убил человека.
— Он совсем сломлен. Ты видел его и знаешь, что он не в себе. Тебе приятно быть винтиком в системе, которая вот так перемалывает людей?
— В том, что Ильяз очутился за решеткой, виноват только один человек — сам Ильяз. Напрасно он украл сейф. Напрасно он убил человека.
— Тюрьмы должны лишать преступников свободы, а не убивать их изнутри.
— Я все понимаю. У тебя потребность перевалить вину на кого-то другого. Но изображать из себя ангела мщения глупо.
— Что ты имеешь в виду?
— Не «что», а «кого». Тебя.
— Ты что же, обвиняешь меня в том, что я превращаю эмоции в действие?
— Элизабет, все дело именно в твоих действиях, поступках, из-за которых погибают другие.
— Я не несу ответственности ни за кого, кроме себя самой.
Фрёлик расхохотался.
— Что тут смешного?
— Твоя напыщенная чушь. — Он передразнил ее: — «Я не несу ответственности ни за кого, кроме себя самой!» И в то же время именно ты попросила Ильяза и родного брата украсть картину, чтобы потом заново продать ее Нарвесену! А теперь ты, из-за которой все началось, утверждаешь, что не несешь ответственности ни за кого, кроме себя?