— Замедление — да. Так долго ускорялись, а замедляться по сравнению с этим быстро. А потом новый мир, — рассуждал спенсер.
— Так хотелось бы побыть там. Я иногда читаю дневники Валентина Дубова, и у него примерно такие же мысли. Они в основном и терзались только этим одним — тем, что не увидят мир, в который летят. Их даже не напрягало то, что вокруг нас пустота, — Дмитрий взглянул в сторону обзорного окна навигационной, — вон там. Там простая пустота. Это мы с ней росли. А им было тяжеловато. Но они с ней справились, значит, и мы можем справиться с чем-то, что нам чуждо.
— А ещё они могли свободнее выбирать себе жену, — сказал Спенсер, — и я-то ладно, мне повезло. Но иногда меня мучает мысль, что Мэгги ты выбрал в основном потому, что тебе было разрешено. Тебе же больше нравилась Хэйя.
— Ты знаешь, Спенс. Мэг хорошая. Я сейчас смотрю на Хэйю и Уолтера и понимаю, что их брак даже не смотря на генетическую совместимость был ошибкой. Но ведь она его выбрала. К тому же, она мне теперь не нравится. Может, вкусы изменились. Тогда вроде красивой казалась, а сейчас нет. Ну а Мэгги хорошая мать, и я не переживаю по этому поводу, не смотря на то, что я полюбил её не сразу. Тебе и Джулии, конечно в этом плане повезло больше. Вы вместе с подготовительных этапов школы, а мы нет. Но это неважно. Моим четверым хорошо живётся с Мэгги, и, глядя на них сейчас, я понимаю, что это отличный вариант. А Хэйя… Мои дети вряд ли завидуют её детям, хотя они дети, и ничего не понимают, Спенс.
— Понимаю. И ты понимаешь. А иногда думаю, что толкает людей в нарушение правил втайне от сообщества заводить потомство. Ведь куча есть примеров, что нельзя, но они всё равно это делают. Может быть, ты мне объяснишь? Ты, наверно, читал в журналах своих предков, как преобразовывали детей с отклонениями, и как их умертвляли, если они не рождались мёртвыми. Их родители с трудом успокаивались и брались за ум. Но виноваты в этом только они. Всё это произошло только потому что им нельзя было быть вместе. Я не понимаю таких людей. Только совершив ошибку, они признавали правила.
— Это самое тяжёлое в нашей работе. Хорошо хоть, что теперь таких случаев гораздо меньше. Усвоили урок, наверное. Мне ни разу не приходилось. А на моей памяти преобразовывали двоих, кажется.
— Да. Двоих. Мой старик тогда рвал и метал, я помню. Ну, ты же знаешь его отношения к правилам, особенно к тем, что установлены предками. Он сам не свой был от ярости.
— Будешь тут добрым. К тому же, генетический алгоритм никогда ещё не давал сбоев. Вон, у тебя, десятеро и все здоровые. У меня четверо и тоже всё в порядке.