— Я — Мэриан Элиот, — объявила она тоном, которым обычно говорят: «Встать, суд идет!»
Гурни видел это имя в списке соседей Эштона, которых опрашивали люди из бюро криминальных расследований.
— Кто вы? — спросила она требовательно.
— Моя фамилия Гурни. Почему вы интересуетесь?
Она покрепче вцепилась в свою длинную, видавшую виды трость, словно в скипетр, и Гурни подумал, что при необходимости она могла послужить оружием. Эта женщина привыкла задавать вопросы, а не отвечать на них, и было бы ошибкой вызвать у нее презрение, поскольку тогда она бы ничего не рассказала.
Она сощурилась.
— Что вы здесь делаете?
— Я бы поддался искушению и ответил, что это не ваше дело, но я вижу, что вами движет беспокойство за мистера Мюллера.
Он не был уверен, что угадал с градусом надменности, пока она не перестала рассматривать его и не спросила:
— С ним все в порядке?
— Смотря что вы считаете порядком.
В ее взгляде мелькнуло нечто, подсказавшее Гурни, что она прекрасно поняла смысл каламбура.
— Он у себя в подвале, — пояснил Гурни.
Она поморщилась и кивнула, о чем-то задумавшись.
— С паровозиком? — уточнила она уже не таким надменным тоном.
— Да. С ним это часто?
Она внимательно посмотрела на набалдашник своей трости, словно там могла оказаться какая-нибудь полезная информация, и не проявила ни малейшего намерения ответить на вопрос Гурни. Он решил зайти с другой стороны.
— Я участвую в расследовании по делу Перри. Ваше имя было в списке свидетелей — насколько понимаю, вас допрашивали в мае, после убийства.
Мэриан презрительно хмыкнула.
— Тоже мне допрос. Первый раз со мной разговаривал… сейчас, сейчас вспомню его имя… старший следователь Хардсон? Хардни? Хард-что-то-там. Грубоватый, но далеко не глупый. Удивительное сочетание — это было все равно что встретить разумного носорога. К сожалению, он куда-то пропал, и его заменили неким Пляттом или Клаттом. Этот был немного поучтивее, но сильно глупее. Мы поговорили совсем коротко, чему я была безумно рада. Когда я встречаю подобных персонажей, я, знаете, начинаю страшно сочувствовать всем их бывшим учителям, которым приходилось такое терпеть с сентября по июнь.
Этот комментарий заставил Гурни вспомнить приписку возле имени Мэриан Элиот: «Профессор философии Принстонского университета. На пенсии».
— Отчасти в этом причина моего визита, — сказал Гурни. — Меня попросили повторно опросить несколько человек, чтобы узнать побольше деталей, которые помогли бы понять, что именно произошло.
Она удивленно вскинула брови.
— Как это «что именно»? Разве есть разные версии?