— Вы с ним уже встречались?
— Еще нет.
— Вот когда встретитесь, вы сразу поймете, что доктор Уитроу Перри попросту не мог ползать по лесу с винтовкой.
— А Флорес мог?
— Гектор способен на что угодно.
— Я помню ту сцену из «Списка Шиндлера». Комендант недолго находился под впечатлением от метафоры. У него не было терпения, чтобы проникаться «истинной властью», и вскоре он опять начал расстреливать евреев, которые вели себя не так, как ему хотелось.
Эштон в ответ промолчал, разглядывая лесистый холм за павильоном.
Все свои поступки Гурни просчитывал заранее, за одним-единственным исключением: когда нужно было сменить тональность разговора со свидетелем, он это делал, ориентируясь на чутье, на внутренний датчик уместности. Откинувшись на спинку стула, он произнес:
— Мэриан Элиот очень тепло о вас отзывается.
Невербальные реакции Эштона были довольно скудными, но Гурни показалось, что ему все же удалось его озадачить. Впрочем, он довольно быстро пришел в себя.
— Мэриан тепло отзывается обо всех, кто не пытается к ней подлизаться, — произнес он голосом психиатра, ставящего диагноз.
Гурни кивнул: это совпадало с его наблюдениями.
— Она также считает вас гением.
— Она преувеличивает.
Гурни попробовал зайти с новой стороны:
— А что о вас думала Кики Мюллер?
— Понятия не имею.
— Но ведь вы были ее психиатром?
— Совсем недолго.
— Год — это довольно долго.
— Год? Я консультировал ее пару месяцев или того меньше.
— И когда вы закончили терапию?
— Я обязан соблюдать конфиденциальность клиента. Честно говоря, я даже про два месяца не должен был упоминать.
— Ее супруг сказал, что она ходила к вам каждый вторник вплоть до дня, когда пропала.
Эштон упрямо нахмурился и покачал головой.
— Давайте я поставлю вопрос иначе, доктор. Не раскрывая подробностей терапии, не могли бы вы объяснить, почему она закончилась столь стремительно?
Он тягостно помолчал, затем ответил:
— Терапия была прервана по моей инициативе.
— Можете рассказать, почему?
Он закрыл глаза и помолчал еще пару секунд, а потом, будто на что-то решившись, произнес:
— Я прервал терапию, потому что, с моей точки зрения, терапия ее не интересовала. Она вообще приходила не ко мне.
— А к кому?
— Она обычно появлялась на полчаса раньше, а потом еще бродила по участку после сессии, якобы любуясь клумбами и прочей красотой. В действительности она постоянно стремилась повидать Гектора. Но сама отказывалась в этом признаваться, так что я счел ее поведение неискренним, и это делало терапию бессмысленной. Поэтому через шесть или семь сессий я все свернул. Вообще-то я рискую, сообщая вам такие подробности, но это может оказаться важным, раз она лгала насчет продолжительности терапии. Правда состоит в том, что она перестала быть моей клиенткой месяцев за девять до того, как пропала.