— Попытайся не думать о ней, — сказала я.
— Мы можем выйти перед тем, как это случиться. Немного подышать.
Он посмотрел на меня так, будто я знала лучше.
— Ты думаешь, я напряжен из — за предложения Трентона?
— Ну… — я начала, но не знала, как закончить.
— Ты должна знать, фотография ушла, — сказал он, как ни в чем не бывало.
— Фотография Камиль? Ушла куда?
— В коробку, полную воспоминаний, туда, где она должна находиться.
Я долго смотрела на него, в груди образовывалась боль.
— Ты счастлива? — спросил он.
— Я счастлива, — сказала я, наполовину испытывая стыд, наполовину сбитая с толку.
Сдерживание сейчас, сделало бы меня безвозмездно упрямой. Он убрал ее. Я не извинилась.
Я вытянулась и вплела мои пальцы в его, а он поднес мою руку ко рту. Он закрыл глаза, а потом поцеловал мою ладонь. Такой простой жест был очень интимным, как будто тянешь кого — то за одежду во время объятия или крошечное прикосновение на задней стороне шеи.
Когда он делал вещи, подобные этому, было легко забыть, что он когда — либо думал о ком — то еще.
После того, как все пассажиры заняли свои места, и бортпроводники проинформировали нас, как пережить возможную авиакатастрофу, самолет вырулил к концу взлетно — посадочной полосы, а потом рванул вперед. Скорость возрастала, и фюзеляж гремел, пока мы не взлетели в тихом гладком движении. Томас начал волноваться. Он обернулся, а потом толкнулся вперед.
— Что не так? — спросила я.
— Я не могу это сделать, — прошептал Томас.
Он осмотрел меня.
— Я не могу это сделать ему.
Я держала голос тихим.
— Ты ничего не делаешь ему. Ты — посланник.
Он посмотрел на вентилятор над его головой, вытянулся и поворачивал ручку, пока воздух не начал дуть на полную мощность в его лицо.
Он вернулся на свое место, выглядя несчастным.
— Томас, подумай об этом. Какой другой выбор у него есть?
Он прокашлялся, как делал всегда, когда был раздражен.
— Ты продолжаешь говорить, что я защищаю его, но если бы я не рассказал моему директору о Тревисе и Эбби, то ему не пришлось бы выбирать.
— Это правда. Тюрьма была бы его единственным вариантом.
Томас отвел взгляд от меня и смотрел в окно. Солнце, отраженное от моря облаков, заставляло его смотреть искоса.
Он закрыл шторку, и это заняло определенное время, чтобы приспособиться моим глазам.
— Это невозможно, — сказала я, — У нас есть работа и если в наших головах находится весь этот личный хлам, мы допустим ошибку, и операция выйдет из строя. Это задание включает твою семью. И мы здесь, вместе, с нашими…проблемами. Если мы не выясним способ, Томас, нам хана.