Пален тоже встал и сказал:
— Ужасное может быть необходимым, и тогда оно уже не ужасно, ваше высочество! Но у нас слишком мало времени, чтобы говорить загадками. Буду говорить прямо. У меня и в мыслях нет лишать его величество жизни. Просто, как неспособный к управлению человек, он должен отказаться от трона в вашу пользу. Конечно, мы могли бы сделать все это, не говоря ни слова вашему высочеству, но мы хотим показать, что мы — не бунтовщики, а верные слуги трона.
— Но кто такие вы? — спросил Александр Павлович. — Я не знаю вас, а потому как же могу я ответить на ваш вопрос?
— Если вашему высочеству угодно видеть моих друзей, то достаточно обвести взором присутствующих в зале. Мы — это вся верноподданная, вся благомыслящая Россия, ваше высочество!
— Это слишком неопределенно, — взволнованно возразил великий князь. — Во главе этого замысла, конечно, находятся близкие ко двору люди, и я хочу знать их имена.
— В таком случае я назову вашему высочеству главных участников замысла. Три Зубовых, граф Бенигсен, князь Татшвили… Да и мало ли?
— Все это такие люди, на которых можно положиться, — задумчиво сказал великий князь. — Но у меня сердце не лежит к вашим планам, граф.
— Сердце не должно играть роль там, где на первом плане должны быть поставлены рассудок и чувство долга, — ответил Пален. — И у меня сердце не лежит к тому, чтобы предпринимать что-либо против государя, которого я, несмотря ни на что, искренне люблю. Но если иначе нельзя? Если, давая волю чувствам и сердцу, мы совершим преступление против родины? Что там случилось? — испуганно вскрикнул он вдруг.
Из гостиной было видно танцующих в большом зале. Вдруг музыка смолкла, танцующие сразу остановились, и взволнованный ропот, донесшийся из зала, свидетельствовал, что там случилось что-то особенное.
Великий князь Александр и граф Пален поспешили туда. Оказалось, что прискакавший курьер привез весть о смерти фельдмаршала Суворова.
Это печальное известие произвело страшное впечатление на государя и на всех присутствующих. Ведь армия осиротела, без Суворова дело русского оружия уже не пойдет прежним блестящим шагом. Неизвестно теперь, не придется ли русским войскам отдавать французам обратно все, что они отняли у них?
Разумеется, танцы расстроились. Государь с семьей ушел в свои апартаменты, а следом за ним разошлись с бала и все приглашенные.
С каждым днем все острее чувствовался разлад, наступивший между государем и всеми остальными, как с его семьей, так и с высшими чинами государства. Даже Кутайсов, страстный поклонник всех мероприятий государя, по временам недоуменно разводил руками и не находил слов. Мечта Павла Петровича сбылась — он был совершенно один. Но это не принесло ему того душевного спокойствия, на которое он надеялся. Он видел, что возбуждение все растет, что в столице явно неспокойно, но не знал, что ему делать и как подавить этот глухой ропот, который только чувствовался, не выходя пока наружу.