Мы говорили, а в это время перед нами проехала в инвалидной коляске женщина в розовом стеганом пальто, у которой к спине была привязана картонка с написанными фломастером словами: «Москвичи, довольно спать — отнимут и кровать!»
На Болотной подавляющее большинство лозунгов свидетельствовало о том, что их создатели имеют принтер и в ладах с компьютером. Тут же, на Сахарова, многочисленные принтерные распечатки, кричавшие о том, что «ЕдРо» убивает!» и «Едрянка — опасная болезнь!», оказались в море картонок, которые отрывали наспех от брошенной во дворах тары, от старых коробок и взятых на помойке упаковок, и писали на них шариковыми ручками, старательно, по пять раз обводя каждую букву. На этом огромном, занимавшем большую часть широкого проспекта митинге было очень много таких картонок, вопивших о нищете и общагах, о варварской эксплуатации и тяжелом труде. Одна картонка — неровная, кривая, с рваными краями — меня просто лично задевала, я следил за ее странствием по площади над головами людей с горечью и яростью. На ней стояло краткое: «Мы не гастеры, мы рабочие». Без восклицательного знака и, значит, без пафоса.
Ораторы говорили со сцены разные слова, но ощущения единства потока, которое было у меня на Болотной, тут не было. Может быть, в массовом и спонтанном движении возмущенных душ стали выкристаллизовываться интересы и проявляться политика, а может быть, на сцене были слишком разные люди, и за каждым из них стоял свой собственный жизненный фон. Что-то с чем-то не совпадало. Возможно, в соседстве на одной сцене очень разных людей — бывший министр финансов и боец «Левого фронта», активист-националист и либерал-плейбой — была политическая целесообразность, но я ни в какую политику не играю, и целесообразность у меня своя. Люди с плакатами и картонками пришли сюда явно не для того, чтобы подставлять свои спины бывшему путинскому премьеру, чтобы ему было удобнее снова залезть во власть, но он говорил так, как будто никогда не был тем, кем был. Бывший министр финансов, только что служивший верой и правдой тому, что большинство ораторов и весь митинг называли «путинским режимом», забыл объяснить, как и зачем он служил этому режиму и сразу же взял располагающий тон человека, который всегда — ну просто с самого рождения! — был в оппозиции. Ксения Собчак, вся в ореоле неизбывной гламурной пошлости, произнесла политическую речь, и ей свистели сотни возмущенных людей.
Митинговый оратор — это особая профессия, у которой нет точных регламентов и всеобщих гостов. На каждого действует свое, у каждого свой герой. Рыжков, как мне кажется, отлично вел митинг, совершенно не выпячивал себя, был сдержан и точен в своих реакциях. Когда националист Тор закончил свою речь кличем: «Слава России!», Рыжков мягко и без вызова попросил публику поскандировать: «Россия для всех!», и люди это сделали. Навальный был громок, агрессивен и местами соскальзывал в истерику — голосом словно хватал людей за грудки с требованием немедленно отвечать: «Да или нет? Я вас спрашиваю, да или нет?»