— Ну вот еще, — информация к размышлению. В свое время, и ты тоже, учти, мы все дали обещание Абсолюту достигать высот и падать в глубины без лекарств и наркоты. Чтобы без насилия над природой. Но не без того, что ты мне сейчас показала.
— Но это же просто фон, — усмехнулся беретик, не знаю чему.
— Скорее всего ты мне показываешь свои мысли, но бог со всем этим. В первое время мы собирались и рассказывали о новых ощущениях. О сыром дуновении весны, хотя бы. О том, как на глазах разворачиваются в почках зеленые новорожденные. Такие свежие. Будто клеем смазанные. И пахнут так, что улетаешь.
— Это ты о себе, учти.
— А потом вы все стали приходить к нам все реже. Никто ни о чем не рассказывает. Никого нигде нет. Поостыли. И мы тоже. Но, признаться, у нас с Тамарой появился Сингапур.
— У нас у каждого свой Сингапур.
— Нет, нет, мы не стали снова баловаться. Ни ЛСД, ни жидкий героин, ни кристаллический, ничего подобного. Сначала мы улетали, когда мы были вместе. Но недавно я научился уходить один.
— Мастурбировал?
— Вроде того. Воображал.
— Ну и сильное у тебя воображение.
— Не ярче твоего. Развлекаешься.
— Видят и глазам не верят, ну это кто видит… Вот ты, например.
— А теперь…
— Теперь она ушла одна. Это ясно.
— В том-то и дело, что не одна. Со мною. Я сам себя видел.
— Не брата?.. Нет, все-таки ты пачку номбутала сжевал. А что, бывает. Спрятался сам от себя и употребил. Как старый пьянчужка.
— Таня, ты — нам близкий человек. Серьезно. Ушла она, будто бы со мной. Уже поздно. Целый вечер нет. Может быть, там с нами случилось что-то. Хотя что я говорю! Я здесь. Можешь меня потрогать.
— Но ты же видишь… — беретик абсолютно серьезен.
— Да, ты умеешь создавать среду.
— А что же ты не последовал за ней? Ведь ты умеешь.
— Не очень-то приятно столкнуться с самим собой нос к носу. К тому же, я не уверен…
— Я думаю, куда ей деваться. В Сингапур отправилась. Ну, мы тебя найдем, подружка, — и Татьяна хлопнула полную стопку. Пила здорово, вровень, как говорится. И ничего.
— Водка не помешает, — снова остро глянула сквозь. И засмеялась, будто увидела нечто забавное за моей спиной.
— Да тебя я увидела. Тебя. А теперь смотри, со стула не слети.
На ковре я увидел себя — на Татьяне, голой, в одном беретике. Как в зеркале, не совсем в зеркале. Там, у той Татьяны, губы были как накрашенные. Бесстыдные. Над моим плечом они извилисто улыбались. Я видел, мне было хорошо. Мне. Действительно. Было. Хорошо. Она извивалась, как ящерица. Я еще успел подумать со стороны или будто со стороны: «Почему у меня с ней ничего не было? Что нам помешало? Она такая магическая, она — совершенство».