— Ладно, ладно, понял я всё.
* * *
Автоинспекции здесь нет совсем на дорогах.
Очень удобно. На блокпостах стоят приветливые ребята, которые просто проверяют документы. Никаких особых пропусков не надо.
На днях российские журналисты в Донецке проехали наш блокпост и оказались на следующем блокпосту — уже украинском. Их отпустили обратно. Нехотя, но отпустили. Мы тоже вчера чуть так не выехали в ту сторону. Не уверен, что нас бы отпустили — у меня в машине сидели два ополченца.
* * *
Недавно праздновали двухсотлетний юбилей Лермонтова — я ещё в Чечне, в девяностые, заметил, что русские поэты перестали ездить на войну, традиция Лермонтова, Гумилёва, Тихонова и Симонова словно бы прервалась.
Молодая русская поэзия свелась к частному лирическому высказыванию («я поранил палец, видите — болит»). Представить поэта, который напишет «Полтаву», «Двенадцать», «Пугачёва» или «Хорошо», — невозможно. Поэт утратил длинное дыхание, его дыхалки — только до курилки дойти хватает.
Люди не помнят современных стихов не потому, что стихи стали плохими (много прекрасных стихов пишется, очень много), — а потому, что эти стихи, в целом, мало кого касаются, кроме самого сочинителя.
Молодые поэты всё реже мыслят масштабами державными, национальными, имперскими — хотя ещё Бродский продолжал эту традицию — в том числе через Ахматову и Цватаеву, Пастернака и Мандельштама.
По сути, то, что наблюдалось в Чечне (отсутствие поэтов и поэтических рефлексий по поводу этой трагедии), — наблюдается и в Новороссии. Сложно представить младого поэта, который туда доберётся. Современные российские поэты нового поколения всё больше стремятся в Киев.
Зато Новороссия может дать нам нового поэта.
* * *
В середине ноября Порошенко объявил о желании мира. Он не желает, чтоб кто-нибудь кое-где у нас порой разжигал третью мировую. Кого же он имеет в виду?
На первый взгляд, может показаться, что Порошенко понадобилось немногим меньше полугода, чтоб дойти до мысли о мире.
На самом деле ему понадобилась всего неделя. Последняя неделя.
В конце октября украинцы, понукаемые своими советниками из-за кордона, решили устроить блицкриг. Решить проблему сепаратизма раз и навсегда.
Это в любом случае было безумием. По самым внешним прикидкам, в Донецке стоит до десяти тысяч ополченцев — большинство обстрелянные ребята с безупречным боевым опытом, и в Луганске ещё тысяч пять.
Там из каждого дома и в Донецке, и в Луганске можно устроить сталинградский дом Павлова — а украинские подразделения это, как ни крути, не Красная армия под Сталинградом.